Алиса Коонен

Если кто любит мемуары, то книга Коонен " Страницы жизни" замечательная... я ее много раз читаю.... открываю наугад...

Замечательная книга М. Левитина "Таиров" в серии ЖЗЛ.
О Коонен: "Коонен выглядела неземной, но поступки ее становились понятны залу, не вызывали отвращения. Трактовка Таировым ролей для Алисы вообще вносила разлад в любую пьесу, заставляла Таирова пересочинить ее. Пересочинить во что бы то ни стало, ради сострадания к ее героиням. Не в этом ли одна из самых сильных особенностей Камерного театра?"

На Введенском кладбище есть захоронения:
Алиса Львовна Коонен,
Северин Коонен,
Георгий Коонен.
Это родители Алисы Коонен?
Если интересно, могу прислать фотографии.

Галина.

Уникальные сведения о племяннике Алисы Коонен - известном актёре Георгии (Жорже) Новицком и о самой Алисе Коонен, в том числе о её последнем спектакле в Камерном театре, в книге Сергея Гамова "Перешагнув судьбы экватор" (Изд. "У-Фактория", 2002 г.):
Георгий Новицкий:
«Настоящего счастья не бывает...»
«Часто смотрю на стенные часы и думаю: плюнуть бы тебе в циферблат за твой бег времени...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
Окна его комнаты в рижской коммуналке на улице Аусекля выходили в парк на то самое дерево, что когда-то посадил Петр Первый.
Не раз засиживались мы с хозяином до сумерек, глядя на старый дуб, образ которого менялся с каждым часом. Мощь и красоту ветвей подчеркивало закатывающееся за горизонт солнце. Плененный мраком вечернего часа, дуб страшил зловещей таинственностью и вдруг становился беззащитным, плоским, когда электрическое освещение,
брошенное из окон, разоблачало его.
Слушать моего собеседника было чрезвычайно интересно. Имена и фамилии, которые он так легко упоминал в разговоре, раздвигали границы времен и пространств.
Учась в Ростовском реальном училище, он видел на сцене Павла Самойлова, восхищался его Жадовым и Незнамовым. А спустя много лет аплодировал его двоюродной сестре Мичуриной-Самойловой, выдающейся актрисе Александринского театра, представшей в роли Гурмыжской в день своего юбилея.
Перед войной на гастролях в Архангельске ему самому поклонялся брат С. М. Буденного — Емельян Михайлович. Этот веселый полковник, живший в соседнем номере гостиницы, очень любил оперетту и после каждого спектакля наносил своему кумиру визиты в обществе адъютанта-баяниста, лихо отплясывая в его номере до глубокой ночи.
...Очутившись за кулисами во время юбилея Леонида Утесова, не задумываясь, герой этого очерка снял с себя понравившийся юбиляру галстук, и тот принял его, назвав «королевским подарком».
В Киеве, на Пушкинской, 25, у своей приятельницы Марии Бэм он часто встречал молодого Юрия Гуляева, напевающего студенческую песню:
Быстры, как волны,
Все дни нашей жизни.
Что день, то короче наш путь...
Мое знакомство с ним — Георгием Августовичем Новицким — началось с почтовой карточки Нины Станиславовны Сухоцкой, приятельницы Фаины Георгиевны Раневской. Той самой Сухоцкой, долговязой монахини в «Пышке», немом еще фильме Михаила Ромма. После одного из самых утомительных съемочных дней Раневская поднялась с ней на Воробьевы горы, и вместе они поклялись больше никогда не сниматься в кино.
Любопытно то, что впервые Раневская и Сухоцкая встретились в Евпатории в 1910 году. Раневской в ту пору было четырнадцать, Сухоцкой — четыре года.
Вот как вспоминала об этом Нина Станиславовна... Стояли жаркие летние дни. В большом тенистом саду, в увитом виноградом одноэтажном белом домике жила семья доктора Андреева. Каждое утро из дома выходили две девочки — дочери Андреева, и с ними сестра его жены, молодая актриса Художественного театра, приехавшая в отпуск. Все трое знали, что у калитки в сад, как всегда, их ждет девочка-подросток с огромными лучистыми глазами, длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться. Этой девочкой и была Фаина Раневская. В Евпаторию она приехала ради встречи с обожаемой актрисой Алисой Коонен. Вчетвером они направлялись к морю — впереди Алиса, обнявшая свою поклонницу, за ними, в больших соломенных панамах, девочки — Нина (Сухоцкая) и ее старшая сестра Валя. После тех евпаторийских встреч будущие подруги еще не раз встречались в Москве у Алисы Коонен: в 1913—1916 годах Раневская частенько приезжала в Москву из Таганрога или проездом из-за границы, где она часто бывала в ту пору. А в 1930 году Фаина Георгиевна поступила в труппу Камерного театра, где Сухоцкая уже работала актрисой. (Эти воспоминания Н. С. Сухоцкой, рассказанные мне, позднее были опубликованы ею в сборнике «О Раневской».)
Сухоцкая впоследствии стала театральным режиссером, через всю жизнь пронесла дружбу с Раневской. В квартире Фаины Георгиевны мы и познакомились, обменявшись адресами... А после смерти Раневской довольно часто перезванивались, встречались в комнате Сухоцкой в коммунальной квартире во дворе Театра имени Пушкина. На стенах этой комнатки я впервые увидел акварельную живопись Раневской.
В мае 1986 года, накануне отъезда со Свердловским ТЮЗом на гастроли в Ригу, я получил от Сухоцкой почтовую карточку: «Милый Сережа! Наверное, эта открытка Вас уже не застанет — Вы уедете в Ригу. Если застанет, позвоните в Риге моему родственнику Георгию Августовичу Новицкому 322119 и передайте мой привет. Жду звонка по приезде в Москву».
В первый же день гастролей я выполнил просьбу Сухоцкой. Родственник посетовал, что не может встретиться со мной из-за плохого самочувствия. Я предложил вновь созвониться в конце гастролей, через месяц, так как сразу из Риги планировал ехать в Москву и мог бы передать ответный привет. Мы попрощались. Я так и не сказал — кто я, откуда и где остановился... Каково же было мое удивление, когда через пару дней, уж не знаю как, в отеле «Вик-тория» меня нашел Георгий Августович... В неспешной прогулке по весенней Риге я узнал историю его родства
с Сухоцкой и Алисой Коонен.
Дед Новицкого по линии матери — Жорж-Северин Коонен был статным красавцем, мечтателем и фантазером. Он часто устраивал танцевальные вечеринки, много путешествовал, надолго отлучаясь из дома, и однажды исчез насовсем, оставив в Керчи свою супругу-гречанку с двумя дочерьми — двенадцатилетней Юлией (будущей матерью Новицкого) и десятилетней Александрой (его теткой).
Бабушка решила, что супруг погиб, и всякий раз в церкви молилась за упокой его души.
Позже выяснилось, что дед Северин не сгинул вовсе, а женился в Москве на француженке Алисе Львовне Девильер, которая родила ему троих детей: Жоржа (умершего от туберкулеза), Жанну (впоследствии мать Сухоцкой) и Алису (ставшую великой Коонен).
Справедливости ради приведу строки из автобиографической книги Алисы Коонен, которая, по словам Георгия Августовича, окутала случившееся еще большим романтизмом.
«Отец мой, по характеру — полная противоположность матери, по-своему тоже был романтик и к тому же великий фантазер. Родился он в Вильно, мать его была полька, отец — бельгиец. Где он учился, что окончил, чем занимался в юности, мне всегда было неясно. У меня, например, сохранилась афиша симферопольского городского сада, из-вещавшая, что „знаменитый пиротехник Георгий-Северин Коонен сожжет блестящий фейерверк”. Отец рассказывал, что он рано ушел из дому и много странствовал по свету... Попав на какой-то греческий остров, он женился на красавице гречанке из местного высшего общества, потом, оставив молодую жену, уехал по делам в Россию. Остановившись проездом в Елисаветграде, он попал на бал, который устраивал местный губернатор по случаю обручения своей дочери.
...Его пылкое воображение пленила сама героиня вечера. Не осталась нечувствительной к его чарам и юная невеста... После нескольких танцев жених был забыт. Губернаторская дочка... решила бежать с моим отцом. Только... в поезде отец пришел в себя, поняв всю сложность положения, в отчаянии признался он доверившейся ему девушке, что у него нет ни кола, ни двора, что он не сможет обеспечить ей той жизни, к которой она привыкла... Обливаясь слезами, они сели в обратный поезд. Отец проводил бедную невесту до самого дома, дав ей клятву помнить ее всю жизнь...
Приехав в Москву и в первый же день проходя по Леонтьевскому переулку, отец увидел мою маму. Она сидела у окна с вязаньем в руках... Мама в это время была обручена... Но... отказав богатому жениху, она вышла замуж за папу.
...Разумеется, она ничего не знала о том, что где-то в Эгейском море у ее мужа есть другая законная жена. Я думаю, что он и сам со свойственной ему легкостью мыслей позабыл об этом. Но как-то к нам в дверь позвонил красивый смуглый мальчик и спросил, где он может повидать дедушку. Это оказался сын дочери моего отца, о существовании которой он и не подозревал... Произошла ужасная сцена, совсем как в старинной мелодраме. Мама горько плакала, но, в конце концов, простила отца...».
Красивый смуглый мальчик — старший брат Жоржа. Сам Георгий Августович уже не застанет своего деда в живых, но именно он, судя по снимку в книге Коонен, унаследовал внешность деда, а возможно, и его страсть к путешествиям. Маленькой Алисе дед Северин увлекательно рассказывал об одном из фантастических предков — Христиане Смелом, мужественном и благородном пирате, который отбирал у богатых купцов драгоценности и раздаривал их беднякам из рыбацких деревушек.
Поскольку легкомысленный дед женился вторично без развода, на что потребовалось бы разрешение Святейшего Синода, первая семья считала его московский брак незаконным.
Старшая дочь Северина от первого брака — Юлиана Севериновна Коонен (по-русски Юлия Сергеевна), мать Жоржа, — вышла замуж за Августа Иоганновича Новицкого.
Георгий Августович частенько шутил по поводу намешанных в нем кровей, вспоминая и свою бабушку Марту Муссури, которая бельгийскую и польскую кровь родителей разбавила греческим темпераментом.
В Камерном театре шел спектакль «Святая Иоанна» по Б. Шоу. В первом же антракте Новицкий и встретился со своей знаменитой теткой в ее грим-уборной, на всю жизнь запомнив ее в красном хитоне, очень красивой, с темным загаром. Первые родственные объятия, поцелуи, а на следующий день — семейный обед в квартире Таирова и Коонен на Спиридоньевской, 16, в обществе хозяев и Алисы Львовны Девильер, состарившейся французской красавицы.
«Смотрю в окно. Какой красивый парк!.. Кружатся пожелтевшие листья, и становится грустно... Все проходит...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
К моменту первой встречи с Алисой Коонен, состоявшейся в 1925 году, Новицкий сам уже был актером.
Живя в Ростове, семья на все лето уезжала в Кисловодск, собиравший, как и все лучшие курорты, самых зна-менитых гастролеров. К счастью маленького Жоржа, по соседству с дачей жила кассирша оперного театра Александра Корниловна Шепеленко (поразительно, ее имя, как и многие другие имена и события из своей жизни Георгий Августович помнил до последних дней). Она брала соседского мальчика с собой в оперу, ставила во вторую кулису у рояля, где он с открытым ртом слушал чудесных испол-нителей. Не без участия Жоржа дачная детвора выслеживала гуляющих знаменитостей, забегала перед ними вперед, нахально смотрела в лицо и разбегалась в разные стороны. Среди знаменитостей были и Маяковский, и Собинов, ухаживающий в ту пору за балериной Большого театра Верой Коралли.
Но больше всех вскружила голову юному театралу очень популярная в те годы певица, колоратурное сопрано Надежда Тимофеевна Ван-Бранд. Особенно хороша она была в операх «Таис», «Травиата», «Фауст», «Лакмэ». Жорж носил ее чемодан от театра до «Гранд Отеля», удивляясь перевоплощению своего кумира: в жизни она была небольшого роста, простая и миловидная, носила блузку, юбку, как все отдыхающие в Кисловодске, а на сцене становилась настоящей оперной дивой.
В родном Ростове не было постоянной оперной труппы, но был очень хороший драматический театр. В постановках известного актера и режиссера Собольщикова-Самарина играли П. Вульф, В. Топорков.
«...Я, как и ты, когда был молод, часто в одиночестве бродил по городу, чаще в боковых аллеях городского сада, стараясь быть не замеченным, и мысленно перевоплощался в героев, которых видел на сцене...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
При ростовском театре была студия — класс драмы и класс оперетты. Мечтающий о сцене Жорж попал в класс замечательной комедийной актрисы и режиссера-педагога Софьи Александровны Калмыковой. Уже через полгода он знал наизусть партии простаков почти во всех знаменитых опереттах: Бони в «Сильве», Зупана в «Марице», Бриссара в «Графе Люксембурге», Тони в «Принцессе цирка» и другие. Вскоре Калмыкова возглавила Крым-скую оперетту и пригласила своего ученика на вторые роли.
Звездный час для Новицкого наступил с увольнением ведущего простака Ж. Пассона, поскандалившего с дирекцией в самый разгар сезона. Жоржа спешно ввели в репертуар, он с большим успехом играл на сценах Крыма, Украины.
Но, преследуя нечто неуловимое (что, как правило, и движет творческими людьми), в 1925 году Новицкий уехал в Москву.
Актеры в то время были легки на подъем. Огромное количество трупп породил нэп — ансамбли драмы, оперетты, оперы, балета колесили по всей стране. На актер-ской бирже, что размещалась на Рождественке, Жоржа уже знали, предложили поехать на Дальний Восток. И вот Новицкий — ведущий простак Хабаровской труппы. С во-сторгом его принимают в Чите, Владивостоке, Благовещенске. Увидев Жоржа в одном из спектаклей, директор Харбинской оперетты Ефим Долин приглашает его в Китай. Недолго раздумывая, Новицкий подписывает контракт.
В Харбинском «Метрополе» его комната оказывается рядом с номером Сергея Яковлевича Лемешева и его жены Анны Андреевны Зелинской, выступающих в огромном клубе. Состав оперы был первоклассным: главный дирижер Арий Моисеевич Пазовский, сопрано Дарья Спришевская, баритоны Любченко и Книжников. Позже они переедут в Свердловский оперный театр, к Арканову. Когда Арканова назначат директором Большого театра, он заберет с собой в Москву Лемешева, Зелинскую, Любченко.
Новицкий дружил с четой Лемешевых. Сергей Яковлевич и Анна Андреевна часто бывали на его спектаклях. Сам Жорж не баловал себя оперой. Кроме актерской деятельности, он занялся режиссурой — постановкой «Голубой мазурки».
Среди партнеров Новицкого были замечательные исполнители З. Битнер, Е. Орловская, О. Алексеева, М. Рассказова, П. Рябовский, А. Горев. Театр также славился превосходным оркестром, которому не уступали хор и балет. Восхитившись русской труппой, итальянец Карпи, импресарио из Шанхая, пригласил весь состав театра на гастроли.
Туманный Шанхай встретил чужеземцев размытым сиянием неоновых реклам. Основной сценической площадкой для гастролеров стал театр-варьете «Карлтон», а расселили актеров по квартирам и домам эмигрантов. Жорж оказался на полном пансионе в семье евреев из Бердичева, выделивших ему небольшую комнату с верандой на втором этаже трехэтажного дома.
Хозяйка — Татьяна Львовна Витгоф, дама весьма агрессивная. Ей за пятьдесят, она выкрашена в сине-черный цвет, не снимает темных очков. Супруг ее, Григорий Абрамович, старше лет на двадцать, очень тихий и покорный.
— Герц! Не выводи меня из терпения! Я жизни хочу! — кричала своему мужу Витгоф, при этом снимала с ноги туфлю и хлопала ей по его голове.
Невозмутимый Герц все ссоры сопровождал романсом:
Ты хочешь знать,
Зачем теперь я умираю...
О, поверь...
Каждое утро в каморку Жоржа бой-китаец привозил на тележке легкий завтрак. Обедали все за общим столом у большого портрета дочери хозяев, которою они очень гордились. Стройная блондинка работала манекенщицей в далекой Америке.
— Моя Эмма говорит на пяти языках, — важно говорила Витгоф, — английском, немецком, французском, ямпонском, итилианском! Русский и еврейский не считаются.
После обеда, обычно не отличавшегося обильностью, Жорж шел в гастроном и покупал себе ветчины.
Спектакли шли с нарастающим успехом. «Принцессу цирка», «Голубую мазурку», «Сильву» играли в переполненных залах. Толпы поклонников встречали и провожали актеров, посылали подарки с записками. Русская газета посвятила Жоржу чей-то экспромт:
Горишь на сцене, точно пламя,
Волнуешь всех игрой своей.
Неси таланта сцены знамя.
Привет от взрослых и детей!
Карпи торжествовал!
Жоржа пригласили сниматься в кино, но импресарио категорически запретил, опасаясь, что труппа останется без надзора, ведь Новицкому приходилось не только играть, но и вводить в спектакли актеров, репетировать с дирижером.
Партнерша Новицкого Зинаида Битнер стала мадам Карпи. В лучших музыкальных магазинах Шанхая появились ноты к «Марице»: «Поедем в Вараздин...». На обложке — Новицкий и Битнер-Карпи. Эти ноты Жорж отправил в Москву в подарок Алисе Коонен.
Скучая по России, он просил Зинаиду спеть ему «Дремлют плакучие ивы», а после она задумчиво напевала: «Золотым кольцом сковали мою молодость...».
...Новый 1929 год в шанхайском «Карлтоне» начался чередой бенефисов звезд гастролирующего театра. Бенефис Жоржа был последним. Срок контракта заканчивался. Карпи предложил Новицкому гастроли в Маниле, на Филиппинах, но он отказался, сославшись на сильную тоску по дому.
«...Вчера ночью шел ливень с грозой и сильным градом. Я вскочил с постели и закрыл окно. Картина была величественная. Каштаны на Аусекля отцвели, но обилие цветов в парках очень радует. Жизнь шагает вперед, как и положено, — со своими радостями и печалями...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
Вернувшись в Россию, Новицкий работает в Ленин-градской оперетте Бернштейна и в Театре музыкальной комедии. В городе на Неве он встречается с Т. Бах, Г. Яроном, М. Днепровым, Н. Дашковским, Э. Высоцким, В. Токарской, М. Викс.
«Меня и ранее удивляло, что такую красивую, с блестящим голосом героиню, никто из директоров не приглашал на гастроли, — рассуждал Георгий Августович. — И Светланова, и Новикова, и Бах, и Токарская часто укра-шали афишу своими именами, но Викс, хорошо танцующая, с красивым тембром голоса, легко берущего высокие ноты, — ни разу! Причина, по-моему, в ее крупном росте. На сцене она казалась выше героев. А возможно, причина и в ее оседлости. Она прослужила свердловской сцене почти полвека — это героизм!»
А с Токарской судьба свела Жоржа на долгие годы. Знаменитый дуэт — Валентина Токарская и Георгий Новицкий — был очень популярным. Мария Густавовна Викс вспоминала: «В 1934 году Свердловский театр музыкальной комедии приехал на гастроли в Тифлис, и директор Тифлисской филармонии Тарумов, отвечающий за выступления, настойчиво требовал включить в репертуар Токарскую и Новицкого:
— Их все знают, а ваш театр никто не знает!
И гастроли молодого творческого коллектива с Урала с участием знаменитой пары, как и ожидалось, прошли успешно».
Они не обладали великолепными голосами (ими в оперетте блещут героини и герои), но у них был крепкий му-зыкальный слух, ритм. Они никогда не подводили дирижеров. Многие исполнители подражали им. В Токарской было что-то нездешнее, иностранное: низкий голос с хрипотцой завораживал публику. Особенно ей удавались Глория («Бал в Савойе»), Нинон («Фиалка Монмартра»), Ванда («Роз-Мари»). В «Роз-Мари» Токарской восхищался Немирович-Данченко. Роу пригласил ее на роль Ми в нашумевшей картине тридцатых годов «Марионетки». Причем в показе режиссеру Токарской помогал верный Жорж, а вот ее партнерами в кино стали Борис Тенин и Сергей Мартинсон, с которыми Новицкий (как впрочем, и с самим Роу) на всю жизнь сохранил добрые отношения.
Популярный в конце тридцатых годов молодой композитор Андрей Волков, писавший песни для эстрады, посвятил Токарской знаменитую «Записку»:
Дни бегут за днем. И в этот вечер
Если о былом честно говорить...
Токарская неплохо ее исполняла. Дружба с Клавдией Шульженко ознаменовалась обменом песнями. Шульженко включила «Записку» в свой репертуар, а Токарской передала «Силуэт»:
Ваш силуэт вернул душе воспоминанья...
Что касается поклонников Токарской, их было немало, а знакомство с одним из них, по догадкам самого Жоржа, спасло ему жизнь. Об этом он рассказывал шепотом, прежде взяв с меня слово, что я сохраню это в тайне. Теперь, пожалуй, за давностью лет можно поведать и эту историю.
...Было это в один из их приездов на Кавказ. Каждый вечер поклонник Токарской проникал за кулисы с огромным букетом и, одобрительно похлопывая Новицкого по плечу, скрывался в грим-уборной гастролерши. Этим поклонником был сам Берия, в ту пору — первый секретарь грузинского ЦК партии.
Спустя несколько лет Новицкий был задержан в одном из городов как «шпион» и «враг народа». Припомнили Харбин, Шанхай, требовали выдать тайну — когда, где и кем завербован. Как ни убеждал Жорж следователя, что он всего-навсего актер, никогда не помышлявший о шпионаже, участь его была предрешена. Сидя в одиночной камере, Жорж решился написать Берии, который к тому времени стал наркомом внутренних дел в Москве. В письме Новицкий напомнил о себе, о Токарской и просил содействия в устранении случившегося с ним недоразумения. Затем Жорж откровенно сказал своему конвоиру, что он может поступить с ним, ни в чем не повинным человеком, как посчитает нужным: отнести письмо начальству или отправить его по назначению.
Как дальше развивались события с этим письмом — неизвестно, но через несколько недель перед Новицким извинились, дело закрыли, и узник был выпущен на свободу.
В годы Великой Отечественной войны — эвакуация. Работая в Иркутске, Новосибирске, Новицкий получает приглашение от директора Камерного театра А. З. Богатырева перейти в труппу А. Я. Таирова, эвакуированную в Барнаул.
Вновь встречается Жорж с Алисой Коонен, и уже в совместной работе на сцене. В это время начинается его дружба с интересными партнерами — П. Гайдебуровым, Ю. Хмельницким, В. Кенигсоном.
Больше двух лет Новицкий достаточно уютно чувствует себя на драматической сцене. Его Жора в спектакле «Раскинулось море широко», Фернандо в «Дуэнье», князь Голицын в «Адмирале Нахимове» имеют успех. И все же оперетта берет свое! В начале сорок пятого с большой группой актеров он выезжает из Москвы в войска Третьего Белорусского фронта, участвует в ста двух концертах в армии Рокоссовского. Его партнерша — Татьяна Бах. Дуэты из оперетт особенно хорошо принимаются фронтовиками.
В том же сорок пятом в атмосфере приближающейся Победы в Колонном зале Дома Союзов по вторникам стали давать спектакли Московского театра оперетты. Ярон пригласил Новицкого на несколько вторников. Играли «Принцессу цирка» и «Графа Люксембурга». Однажды за кулисами появилась великая Нежданова и поцеловала Жоржа в лоб. «Всю ночь я не мог уснуть после этого», — вспоминал Георгий Августович.
«Мой старый парк совсем голый и никого не стесняется. Скоро его ветки украсят снежные хлопья... Сережик! Теперь вот о чем: как у тебя с обувью? У меня хорошие желтые туфли... Я их не ношу — они мне малы. Я человек чистоплотный, ноги не потеют. Мне было бы приятно тебе их выслать...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
В актерской среде Жоржа в шутку называли «летучим голландцем». Очевидно, гены деда Жоржа-Северина все же проявились в увлекающемся характере Новицкого. Города, города, города... Красная строка в афише — «Жорж НОВИЦКИЙ». Но вот пришло время подумать о пристанище... В Москве оставалась комната, которую Жоржу, как и Кенигсону, помог получить Камерный театр. Комната была в доме № 6 по улице Горького, прямо напротив Моссовета. Связавшись с племянником — сыном сестры Владимиром Павловичем Семеновым, живущим в Юрмале, — Жорж решил поселиться ближе к родственникам, обменял свое жилье на комнату в центре Риги, на улице Аусекля, где и прожил до последних дней.
«Я, Сережа, много прочел книг, много пережил на сцене и понял, что настоящего счастья не бывает...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
Как в детстве, он радовался театру, не пропуская рижских премьер и выступлений гастролеров. Но однажды, возвращаясь поздним вечером из театра по темной улице, был избит хулиганами. Оправившись после стресса, стал ходить только на дневные спектакли.
Летом 1987 года в Риге гастролировал Театр сатиры. То были роковые гастроли для театра. Накануне умер А. Папанов. В Риге не стало А. Миронова. Новицкий был зрителем на его последнем спектакле «Свадьба Фигаро».
«Первый акт прошел весело. Публика смеялась. Миронову и Ширвиндту аплодировали... Антракт затянулся. На второй акт Миронов вышел вялым. Мне показалось, он не принимает реплики, несколько раз поворачивался спиной к зрительному залу, а к концу буквально стал метаться по сцене и, остановившись у кулисы, как-то поник весь. Ширвиндт подошел, обнял его и увел за кулисы. Объявили о болезни Миронова. Со сцены спросили: „Нет ли в зрительном зале врача?” Кто-то поднялся, его повели за кулисы. Публика стала расходиться... Он умер в 5.35 утра семнадцатого августа...».
В Театре сатиры в последние годы своей жизни после всех мытарств работала Валентина Токарская. По слухам, во время войны она оказалась на оккупированной территории, выступала перед немцами, за что и была сослана на долгие годы на самый край земли.
Я видел Токарскую в телевизионной версии «Маленьких комедий большого дома» в роли старой таперши, в спектакле «По 206-й» в роли старухи, но не подозревал, что это та самая Токарская, что блистала в «Марионетках» и в мюзик-холле.
«Боюсь в городе встретить Токарскую, — писал Жорж. — Не понимаю, зачем ей после громкого успеха играть старух? Я смело мог бы играть после пенсии характерные роли, но ушел с поднятой головой и, как мне кажется, оставил о себе добрую память».
И в следующем письме:
«...Вчера из троллейбуса видел выходящую из ателье мод вместе с Васильевой Токарскую. Мне показалась она не такой уж старой».
Сам Жорж (так называл я Георгия Августовича по его просьбе) выглядел лет на семьдесят, а по паспорту ему, неизвестно, по какой причине, было девяносто. На самом деле к моменту нашего знакомства ему было восемьдесят. Из-за несоответствия формального возраста внешнему облику он не решался обращаться в поликлинику, поэтому все необходимые лекарства я выписывал или покупал в Свердловске и переправлял в Ригу.
Наша дружба не подчинялась большой разнице в возрасте. Мы не только переписывались, но и часто встречались, когда я приезжал в Ригу, отдыхал в Майори. В минуты его уныния я заставлял Жоржа писать мемуары. Он увлекся этой затеей, и я получал в Свердловске увесистые письма с воспоминаниями о жизни и творчестве.
Многое из того, чему Новицкий был свидетелем, уже становилось свободно трактуемой легендой.
«Не могу не откликнуться на нелепую фантазию педагога ГИТИСа... Будешь у Сухоцкой, расскажи ей о „самоубийстве” Таирова. Вместе посмеетесь, — писал Новицкий в ноябре 1989 года. — Уж, наверное, мне известна смерть Таирова. Умер он от инсульта в спецбольнице. Сухоцкая позвонила в Центральный дом работников искусств (ЦДРИ) директору Филиппову от имени Алисы с просьбой разрешить прощание с Александром Яковлевичем, на что Филиппов сразу согласился. Алиса не хотела, чтобы прощание было в Камерном театре, так как вся труппа, которую воспитал Таиров, его предала (за исключением очень малого числа актеров). Похороны были грандиозными, попасть в ЦДРИ было невозможно. Об этом знает и Сухоцкая. Я, к сожалению, не смог приехать, так как работал в Западной Украине и весь репертуар лежал на мне. Но когда приехал, то вместе с сестрой Таирова Е. Я. Корнблит поехал на Новодевичье кладбище и возложил цветы. Его могила почти рядом с Собиновым и Ермоловой. Все это можешь передать своему педагогу по истории театра».
Чтобы развеять мифы и кривотолки по поводу закрытия Камерного театра и последнего спектакля Алисы Коонен, Жорж попросил моей помощи в записи его воспоминаний, которые, при всем старании Новицкого, так нигде и не были опубликованы...
Последний спектакль
Алисы Коонен
Судьба Камерного театра была предрешена. Поводом к развязке послужил «Веер леди Уиндермир» О. Уайльда. Пьеса была разрешена к постановке, были затрачены большие деньги на оформление, костюмы. Близилась генеральная репетиция...
Алиса Георгиевна с большим увлечением работала над ролью миссис Эрлин. Но после общественного просмотра на спектакль наложили запрет, чем нанесли непоправимый удар по А. Я. Таирову и А. Коонен. Затем последовало собрание труппы театра, на котором сторонников Таирова оказалось меньшинство. Почти все ведущие актеры обвиняли Александра Яковлевича в преклонении перед западными авторами, нежелании считаться с труппой, в равнодушии к русскому репертуару, советской драматургии. Словно забыли в тот момент или не хотели вспоминать, что на сцене Камерного театра шли пьесы Островского, Чехова, Горького, Вишневского...
Когда после бурных дебатов дали слово Таирову, он ответил: «Мне нечего сказать. Я понял, что у меня больше нет театра».
Двадцать девятого мая 1949 года в последний раз открылся занавес Камерного театра. Шел спектакль «Адриенна Лекуврер». Алиса Георгиевна прощалась со зрителями в своей любимой роли, которую играла в течение двадцати девяти лет. Трудно передать словами, что происходило в тот вечер в зрительном зале: переполненный до отказа, он не смог вместить всех желающих. Чувствовалась напряженная атмосфера: как пройдет спектакль? Ведь среди партнеров Алисы Георгиевны были и те, кто так активно выступал против Таирова! Сможет ли Коонен — Адриенна провести всю роль до конца? Поднялся занавес. Зал затаил дыхание в ожидании первого появления Адриенны... Вот уж в который раз она спускается по лестнице, и вдруг... В едином порыве все зрители встали со своих мест и шквалом аплодисментов встретили Коонен.
Позже Алиса Георгиевна вспоминала, что в тот вечер она играла с каким-то особым восторгом, в каком-то упоении.
По окончании спектакля вновь подняли занавес. На поклон вместе с героиней вышли ее партнеры — те, кто был занят в последних двух картинах. Зал не смолкал, и казалось, бесконечно выходила из-за занавеса на просцениум Адриенна — Коонен. Я, как и многие другие присутствовавшие на этом спектакле, сосчитал тридцать два ее выхода на поклон. Тридцать два последних выхода на родную сцену. После того спектакля еще долго говорили в Москве о том, что только Ермолова выходила столько раз в «Орлеанской деве»...
Аплодисменты не утихали. Из зала стали кричать:
«Таирова! Таирова!» Я сидел рядом с сестрой Александра Яковлевича — Елизаветой Яковлевной Корнблит и видел, как она украдкой утирала слезы. А зрители все требовали выхода Таирова. Тогда Алиса Георгиевна подняла руку и в наступившей тишине сказала: «Александра Яковлевича нет в театре». На самом же деле в это время Таиров с секретарем и директором А. З. Богатыревым освобождал свой кабинет. Аплодисменты не прекращались. Группа молодых актеров МХАТа поднялась на сцену, окружила Коонен и прикрепила к ее груди значок Художественного театра, воспитавшего Алису Георгиевну.
Больше Коонен никогда не играла в театре. Перевод ее с Таировым в труппу театра имени Вахтангова казался нелепым и не мог состояться.
После смерти Александра Яковлевича в 1950 году Алиса Георгиевна выступала в ЦДРИ и два раза в Доме актера, собирая огромное количество поклонников. Я бывал на этих вечерах. Помню, как Алиса Георгиевна читала Блока, держа в одной руке книгу Таирова, а в другой — веер М. Н. Ермоловой, переданный ей Яблочкиной вскоре после просмотра «Веера леди Уиндермир» со словами: «Милая Алиса! Хочется доставить вам радость и утешение. Передаю вам веер великой Ермоловой — нашего идеала! Я вас люблю, как прекрасную артистку, доставляющую мне много радости своим талантом и обаянием».
Георгий Новицкий
Рига
«У нас осень... Хотя нет еще листопада и все в яркой зелени. Но это считанные дни...»
(Из письма Г. А. Новицкого)
Жоржа не стало в 1991 году. Я в те дни снимался на «Ленфильме» и не смог быть на похоронах.
Из книги Сергея Гамова "Перешагнув судьбы экватор".

Говорят, что в роли Э. Бовари она была неподражаема.