«Хэппи-энд»: Скорбное бесчувствие

Михаэль Ханеке суммирует двадцать лет своей критики западной цивилизации


Маленькая Ева (фантастическая Фантина Ардуан) живет с депрессивной матерью, которая после развода и прочих неприятностей держится исключительно на таблетках. Дитя новых технологий, девочка документирует унылый быт предположительно в Snapchat, сопровождая всё короткими текстовыми комментариями: вот мамин вечерний ритуал с чисткой зубов и расчесыванием волос, вот наш хомяк - дала ему мамины таблетки, что-то он затих. Через какое-то время затихает и мать - от передозировки спасительных медикаментов, так что Еве предстоит пожить с отцом Тома Лораном (Матьё Кассовиц). Тот женился и снова удачно - молодая пассия Анаис (Лаура Верлинден) ждет ребенка. В фамильном дворце Лоран тем временем что-то стухло: глубоко пожилой патриарх Жорж (Жан-Луи Трентиньян) прикидывается маразматиком и пытается свести счеты с жизнью, а его властная дочь Анна (Изабель Юппер), ответственная теперь за семейный бизнес, планирует выйти замуж, кажется, по расчету (с выгодой для того самого бизнеса), а еще изо всех сил привлекает к фамильному делу сына Пьера (Франц Роговски), который не слишком спешит стать самодовольным буржуа. Трещать по швам показное благополучие начинает, впрочем, не с появлением маленькой Евы, а с несчастного случая на стройке, которым занимается компания Лоранов. Происходит обвал - и один из рабочих, отправившийся в не предназначенный для этого туалет, стоявший на обрыве, получает серьезную травму. Это и другие отступления от намеченного курса счастливой жизни семья Лоран старается исправить любой ценой.

«Хэппи-энд» австрийского мэтра Михаэля Ханеке начинается с пятиминутного почти немого пролога - Ева снимает на телефон короткие ролики, их перебивают титры с именами съемочной группы, дальше режиссер включит режим бесстрастного наблюдателя, к которому его постоянный зритель и привык. Этим прологом Ханеке возвращается к излюбленной теме видео, которая его, строго говоря, и прославила на первых порах. В «Видео Бенни» и «Забавных играх» он без пророческой позы и даже хладнокровнее «Черного зеркала» показывал не то, как технология домашнего просмотра влияла на европейское общество, но что жуткие мифы о телевидении рассказывают о самом этом обществе. Как и в «Видео Бенни», Ханеке использует стереотип, что социальные сети и новая публичность сделали молодое поколение равнодушнее старого (к слову, того самого, которое якобы лишилось куска эмпатии с появлением видеокассет). При ближайшем рассмотрение, правда, оказывается, что взрослые используют технологии для куда более неприятных вещей - например, пытаясь быстро замять неприятный инцидент или отдаваясь очередной интрижке. В финале Ханеке вновь вернется к оптике детского взгляда через объектив смартфона - чтобы показать, каким смехотворными маскарадом лицемерия всё это благополучие видится пускай не самой эмоциональной, но крайне сообразительной героине.


Это аккуратное повторение пройденного, вероятно, и привело к тому, что с «Хэппи-эндом» Ханеке впервые за двадцать лет, со времен как раз «Видео Бенни», приехав в Канны, не получил вообще ничего. Хотя Франция принимала его в статусе редкого режиссера, который побеждал на фестивале два раза подряд (причем с двумя предыдущими картинами). Секс, ложь и видео не единственный классический для Михаэля Ханеке мотив, который затесался в новый фильм. Про впитывающих новый порядок детей он снимал в «Белой ленте», про безжалостность наносной толерантности - в «Скрытом». Наконец, «Хэппи-энд» не случайно в шутку прозвали сиквелом «Любви»: и там, и там Жан-Луи Трентиньян, только ради Ханеке и вернувшийся в большое кино, играет персонажа по имени Жорж, которому приходится задушить подушкой любимую жену. В «Любви» Жорж выступал носителем утонченного вкуса и учителем музыки, в «Хэппи-энде» - предприимчивым бизнесменом, которого тотальное благополучие не спасло от разочаровывающей встречи с бренностью человеческой плоти. Этот тяжелый опыт позволил Жоржу Лорану взглянуть на мир с той же простотой, что и его внучке. И эта невыносимая абсурдность бытия начала толкать его к единственному - странно было не ожидать тут от Ханеке эту мрачную шутку - хэппи-энду. Впрочем, счастливый конец действительно, кажется, возможен: Ханеке видит по крайней мере в двух членах семьи (в Еве и Пьере) необходимый скептицизм, мудрое нежелание множить мнимую добропорядочность, которая выливается в дежурные жесты. Пострадавшему рабочему дают денег, слуг восточных кровей с очень взрослым видом (и достаточно бессмысленно) журят, когда хозяйская собака кусает их дочь.

Не хуже жюри Канн или зрителей Михаэль Ханеке чувствует, что начинает не поспевать за осмыслением происходящего. И хотя по иронии на фестивале в прошлом году выиграл не менее антибуржуазный «Квадрат», выбравший объектом критики не богатеев, а заботливых деятелей современного искусства, австриец оказывается более точен в диагнозе. В сущности, он принимает роль прикованного к креслу-каталке Жоржа-Трентиньяна - старика, который от несогласия с происходящим вокруг начинает, как может, ломать комедию. А «Хэппи-энд», несмотря на фирменный дискомфорт, чуть ли не самая комедийная и оптимистичная картина режиссера. И из этого кресла-каталки Ханеке прекрасно видит, как выходят из моды интеллектуальные плакаты, запустившие в 90-е на мировую орбиту и его, и Ларса фон Триера, и других безжалостных европейских художников. Видит он и как молодые режиссеры начинают бороться с несправедливостью, не порицая окружающих, а рассказывая о себе или об угнетенных. Как Ева рассказывает о себе при помощи видео, а Пьер - при помощи демарша с приглашением на белоснежный обед в честь помолвки матери группы африканских беженцев. В этом ключе «Хэппи-энд» выглядит абсолютно логичным завещанием и прощанием - Ханеке передает эстафету, дальше действовать будут они.