Садилова первая вышла на тему, буквально лежащую на поверхности, но совершенно не востребованную. Наше кино последнего десятилетия состояло из фильмов «про богатых» и «про бедных», но удивительным образом избегало (даже по касательной) конфликта между новыми классами. Сценарий «Няни» бил не в бровь, а в глаз.
Служанка, плебейка, приходила в дом «аристократов» («новых русских») и обнаруживала за приличным фасадом фальшь и гниль: ткни — и рассыплется. Что она и делала: соблазняла неприкаянного ребенка (ментально, разумеется) и анемичного главу семейства (сексуально), заодно попользовав его престарелого папашу, беременела от кого-то из них и получала от буржуев отступного, но главное — утверждалась в их глазах как социальная реваншистка и победительница.{}
Колебания Садиловой в процессе работы над «Няней» закономерны: она первая ступила на нехоженую территорию. Вокруг практически никого. Такое впечатление, что наше кино не питалось соками русской литературы и, на худой конец, революционным социальным пафосом. С удивлением наблюдаешь, как, например, англичане, или датчане, или бельгийцы рассказывают с экрана потрясающие истории о простых людях и их чувствах, имеющих ярко выраженную социальную окраску. У нас же настолько увлеклись «общечеловеческими ценностями», что вообще забыли о реальности, подменяя ее картинками из жития сказочных вампиров, гламурных див и криминальных суперменов.
Елена Плахова
«Искусство кино», №11, Ноябрь 2005
обсуждение >>