Сам по себе Пороховщиков уже запоминался, не как актёр, а как человек. Он был «вырублен» из гранита: крупная голова с чертами лица, напоминающими каменных великанов с острова Пасхи, большие руки боксёра, массивный торс, уже простым присутствием в кадре он вселял уважение. Но присутствие всегда было непростым.
Из всех ролей, которые он сыграл в кино, главных и эпизодических, даже спрямлённых сценаристами до некоей аллегории мужества, он «телеграфировал» зрителю собственное персональное послание: да он сильный человек, но в жизни всегда случаются моменты, когда всё ставится на кон. А когда такой человек на краю – может произойти самое непредвиденное, опасное, ужасное. Возможно, это чувство вечно подстерегающей опасности Пороховщикову пришло во время профессиональных занятий боксом, но, по-моему, это качество было присуще ему изначально. Это читалось с экрана. Придя в актёрскую профессию, он настроился на это чувство как на камертон, как на свою, отличную от других актёрскую ноту.
Тихий голос, словно просеиваемый ветром песок, только оттенял весомость этого человека и, можно сказать, придавал сходство с Марлоном Брандо. Но в отличие от голливудской звезды Пороховщиков как будто сознательно сторонился «звёздности», словно уклонялся от главных ролей.
Главные роли всё же были. Самые яркие, на мой взгляд, это «отрицательные»: белый офицер в «вестерне» на тему гражданской войны «Ищи ветра…», расстреливающий из пулемёта табун лошадей, и глава наркомафии в последних фильмах сериала «Следствие ведут знатоки». Своих антигероев Пороховщиков играл резче, с уже заложенной в образ внутренней трагедией, о которой зритель догадывался сразу с появлением актёра в кадре – по мраморному холоду, исходившему от его персонажа, по обречённости, которая читалась в каждом скупом жесте, в каждом редком слове, во взгляде.
В отличие, например, от другого мощного фактурного актёра Михаила Ульянова, игравшего в театре и Наполеона и Цезаря, а в кино маршала Жукова, и ещё армию социальных героев или псевдогероев, в какой-то момент срывающихся на крик, на скоморошничество, на яркий сарказм, тем самым как бы сродняясь с разбушевавшейся стихией, с народной эмоцией, со вселенской душой, - Пороховщиков всегда оставался отдельным от пейзажа, одиночкой. Ему пришлась бы в пору роль Понтия Пилата в экранизации «Мастера и Маргарита»: он органично смотрелся бы и как римский наместник, и как ветеран имперских походов, и как карающий судия. И в то же время его обременённый внутренней тяжестью взгляд, повторяющихся почти во всех ролях, очень многое сказал бы нам, помимо слов, о «лунном пути», по которому предстало идти Пилату.
Те эпизоды или роли второго плана, которые чаще всего доставались Пороховщикову, всегда игрались экономно по форме, но весомо по содержанию. И, несмотря на бедность, а порой и простоватость реплик, сыгранные характеры рельефно обрисовывались с первого жеста, с первой интонации. Особенно мне запомнились его появления в приключенческих лентах, в них актёр, по-моему, был наиболее свободен.
В научно-фантастическом телефильме «Капитан Немо» Пороховщиков играет капитана Фаррагута, отправившегося на поиски неведомого морского чудовища. Эта небольшая роль почти целиком состоит из служебных команд и по-военному коротких ответов капитана на вопросы гражданских лиц, да ещё наполовину озвучена другим актёром (проклятие многих киноролей Пороховщикова), но характер получился необычайно убедительным…
Александр Седов
обсуждение >>