Кино-Театр.Ру
МЕНЮ
Кино-Театр.Ру
Кино-Театр.Ру
Кино-Театр.Ру мобильное меню

Ирина Соколова

Ирина Соколова фотографии

Соколова Ирина Леонидовна

Родилась 24 декабря 1940 года в Мурманске.

Заслуженная артистка РСФСР (28.10.1974).
Народная артистка РСФСР (20.08.1980).

В 1963 году окончила студию при ТЮЗе им. Брянцева в Ленинграде, с 1963 года - актриса Ленинградского ТЮЗа.
В 1995 году была художественным руководителем ТЮЗа.
Участвовала в спектаклях других театральных коллективов («Я - Фейербах», «Лавидж»).
В 1999 году вместе с режиссером Анатолием Праудиным и частью труппы покинула ТЮЗ.
На Экспериментальной сцене под крышей театра «Балтийский дом» играет в спектаклях Анатолия Праудина.
Работает с режиссером Романом Виктюком (спектакли «Элеонора. Последняя ночь в Питтсбурге» и «Антонио фон Эльба»).
театральные работы
ТЮЗ:
Маленький принц («Маленький принц»)
Настя («Жила-была девочка»)
Иван («Два клена»)
Тимми («Тимми, ровесник мамонта»)
Дюшка («Весенние перевертыши»)
Офелия («Гамлет»)
Олененок Бэмби («Бэмби»)
Кошка («Кошка, которая гуляла сама по себе»)
Аграфена Кондратьевна («Свои люди - сочтемся»)
Мама Мышь («Все мыши любят сыр»)
Кот («Бонжур, месье Перро»)
Пульхерия Ивановна («Старосветские помещики»)
«Открытый урок»
«Радуга зимой»
«Джельсомино в стране лжецов»
«Наш цирк»
«Наш Чуковский»
«Наш, только наш»
«А что бы ты выбрал?»
«Месс-Менд»
«Два пуделя»
«Иудушка из Головлёва»

Экспериментальная сцена А. Праудина:
Ахматова («Поющие призраки»)
Огудалова («Бесприданница»)
Мать Петруши («Царь Петр»)
Фея («До свидания, Золушка»)
Нянька Кирилловна («Покойный бес»)
Крокодил («Крокодил»)
Камень («Сизиф и камень»)
Ослик Иа («Дом на Пуховой опушке»)
Маменька и Сваха («Китай на нашей стороне», Театр «Приют комедианта»)
Агафья Тихоновна («Женитьба», Александринский театр)
призы и награды
Государственная премия РСФСР имени К. С. Станиславского (1982) — за исполнение спектаклей на сцене Ленинградского ТЮЗа.
Премия Ленинского комсомола (1972).
Санкт-Петербургская высшая театральная премия «Золотой софит» (1997).
Лучшая театральная актриса года (по версии общества «Театрал») (2000).
Национальная премия в области театрального искусства для детей «Арлекин» в номинации «За великое служение театру для детей» (2007).

последнее обновление информации: 10.02.24

трейлер: «Клоун – это я!» >>

«Наследство». ТВ-ролик №4
«Любви не бывает?»
«Десять дней до весны»
"Хорошая память - не помнить плохого"

Народная артистка России Ирина Соколова, любимица ленинградцев-петербуржцев (50 лет на сцене!), знаменитая "тюзовка", в последние годы "актриса Праудина", блестяще играет сейчас в премьере БДТ имени Георгия Товстоногова "Время женщин".

Мои воспоминания

Ирина Леонидовна, вы давно ушли из ТЮЗа, вслед за режиссером Праудиным, но когда произносят вашу фамилию, непременно добавляют: "тюзовская актриса".

Ирина Соколова: Большая часть моей жизни прошла в ТЮЗе. В 1960 году я поступила в драматическую студию при театре. Фактически с первого курса на сцене. Нас растили, пестовали Сан Саныч Брянцев, Леонид Федорович Макарьев. При Зиновии Яковлевиче Корогодском театр взлетел, стал флагманом детских театров не только в нашей стране, но и в мире.

Из ТЮЗа я не уходила, продолжаю там играть ("Старосветские помещики" Гоголя, "Иудушка из Головлева" Салтыкова-Щедрина). Я и юбилей свой отмечала в ТЮЗе. Произошел формальный, "бумажный" уход: моя трудовая книжка теперь в "Балтийском доме". 12 лет я работаю в театре "Экспериментальная сцена под руководством Анатолия Праудина". Мы играем в "Балтийском доме" на малой сцене. Живем трудно. У нас всего 13 ставок, мало актеров, и если кто-то уходит, со спектаклем расстаемся. Вообще, все человечество страдает от трех вещей: деньги, зависть, власть. Они много зла творят. И все это, к сожалению, неискоренимо…

Еще у меня есть две антрепризы. Спектакль режиссера Владимира Туманова "Надоело бояться" - на троих актеров, это Кира Крейлис-Петрова (она и пьесу написала), Александр Панкратов-Черный и я. Эта постановка, как и "Время женщин", связана с блокадой, а я блокадница. Там я рассказываю свою подлинную историю, как мы ехали по "дороге жизни" в грузовой машине, как мама довезла меня, а потом выходили три женщины: бабуля, мама и ее сестра. Я до трех лет не ходила, и родные боялись, что не пойду вообще. А во "Времени женщин" девочка долго не говорила… В общем, я подпитана своими воспоминаниями.

И еще есть "Элеонора. Последняя ночь в Питтсбурге", которую режиссер Роман Виктюк в 1995 году поставил в нашем ТЮЗе. Был у меня такой период - без новых ролей, надо было что-то искать. Меня познакомили с Тамарой Скуй, переводчицей и "вечной подругой" Виктюка. Она дала мне итальянскую пьесу. Менялись партнеры, антрепренеры, декорации - в Петербурге и Москве, но изредка и сейчас играю "Элеонору" с Владимиром Аджамовым.

Ленинградская история

"Время женщин" в БДТ можно назвать зеркалом нашей недавней истории. Время действия - конец 50-х-начало 60-х - вы жили в то время в Ленинграде. Ваша Евдокия - деревенская женщина. А вы в какой семье росли?

Соколова: Все мои родные - петербуржцы, петроградцы. Бабуля родилась на рубеже веков. Она шила потрясающе, была заведующей костюмерным цехом в Мурманском драматическом театре. Я ездила с ней в Калугу, Великие Луки, так что все время я была при театре. Мама молодой актрисой попала в театр во "вспомсостав", играла Золушку. И мне в 5 лет дали роль Гномика в "Золушке". В награду получала конфетку, яблочко. И папа был актером. Погиб под Сталинградом. Дед был "кировцем", проректором Ленинградской консерватории по хозчасти. Играл в ансамбле на балалайке. В 37-м его арестовали. Тетя, гример, работала в Театре комедии, в ТЮЗе (я знала весь тюзовский репертуар). Так что все наши работали в театре. Потом в семье появился другой папа - мой отчим Геннадий Николаевич Ложкин, актер. Жили мы на Кирочной, потом на Петроградской стороне, на Дворцовой площади. Я сменила здесь, наверное, мест 15.

Вас обрадовало предложение играть на прославленной сцене БДТ?

Соколова: Любая новая работа радует. А тут еще такой удивительный материал. Над романом Елены Чижовой плачешь. Воспоминания… Первые телевизоры с линзой, мы, как завороженные, смотрели всей квартирой у соседки на это чудо! Я давно знаю и люблю режиссера Геннадия Тростянецкого. Моя сестра Елена Ложкина в театре "На Литейном" играла в его постановках. Что ни спектакль - прорыв. Я рассказывала Тростянецкому о своей жизни.

Атмосфера в БДТ потрясающая, удивительная. Я будто в семью родную попала (как в нашем ТЮЗе). Мои партнерши - Танечка Бедова, наша, тюзовская, Катя Толубеева, замечательный человек. А на сцену БДТ мне выйти не довелось, театр сейчас на ремонте, и мы играем в ДК Горького.

С режиссером вы обычно спорите или согласны "быть глиной в его руках"?

Соколова: Мы не то что спорим, а работаем вместе, ищем. Самое большое счастье - это когда режиссер любит актера. Как Корогодский, Виктюк, Тростянецкий.

Сокуров и другие

Когда говорят о вас, обязательно добавят: Геббельс у Сокурова (в фильме "Молох" - "РГ").

Соколова: Да. (Смеется). Я сыграла в нескольких фильмах Александра Николаевича, начиная с короткометражки "Разжалованный". Потом были "Скорбное бесчувствие", "Дни затмения", "Молох", "Телец". И озвучивала мать в фильме "Мать и сын". Это удивительный человек. Мягкий, спокойный, надежный. Говорит мало, скупо. Такое ощущение, что задач актеру не ставит. Но за ним идешь уверенно, ему доверяешь. Съемки у него работой даже не считаешь. Счастливый отрезок жизни. Погружаешься, существуешь, купаешься в этом. Была еще одна замечательная встреча - Константин Лопушанский, фильм "Конец века".

Вас нечасто снимают в кино. Почему?

Соколова: Наверное, я не киношная актриса. Мелкая, не фотогеничная. Даже боюсь говорить вам о сериалах, в которых снималась, чтобы что-то не перепутать. Разве только "Вербное воскресенье" запомнилось. А вообще сейчас такой период, что в сериалах больше молодежь играет.

Вы часто отказываетесь от предлагаемых ролей?

Соколова: Я в жизни не отказалась, пожалуй, ни от одной роли. Ни в театре, ни в кино.

И какой диапазон ролей! От мышки, мухи, ослика - до Геббельса… А что не довелось сыграть?

Соколова: Спасибо, все было, мне хватит.

Как удается перевоплощаться? И еще не повторяться?

Соколова: Я не думаю об этом. Это, наверное, такая "кухня", которую не объяснишь. Характеры у героев разные. Каждый человек - индивидуальность, не похож на другого. Я сыграла в ТЮЗе около 100 ролей. Каждый материал разный. И режиссер, и партнеры. Однажды я снималась у Динары Асановой, а у нее на площадке всегда были экстрасенсы. Как-то я устала и говорю: "Не знаю, как буду сниматься, чувствую себя плохо". "Сейчас приедут экстрасенсы, они снимут усталость", - сказали мне. В "чудеса" я не верю. Но эти люди рассказали мне про все мои болячки, дошли до головы:

- О, какая трудная голова! Маски, маски… Сейчас будем их снимать.

Это меня так поразило! Значит, ты все время пропускаешь персонажей через себя, и какие-то слои остаются. Они все, конечно, разные. Как дети в семье. Как они получаются, я не знаю.

Я не знаю, что такое "перевоплотиться". Если я играю камень, я не могу в него перевоплотиться. Или в осла. Это все равно какой-то образ с человеческим характером, переживаниями. У нас в семье кошки, собаки, ежик, кролик. Мы наблюдаем за ними. Кто-то из людей похож по поведению на волка, кто-то на лису. Я не знаю, как возникла Евдокия, старуха, которую я играю в спектакле "Время женщин". С говорком, не присущим мне. Я надеваю ее нелепый халат, косынку, и вдруг появляется она. Кстати, очень часто так бывает: репетируешь в своей одежде, а потом тебе шьют костюм, и когда ты надеваешь его, вдруг находишь то, чего недоставало, "зерно роли", стержень, характер. Какая-то деталь в одежде, или в говоре, или в пластике помогает. Когда я репетировала "Кошку, которая гуляет сама по себе", Корогодский вдруг сказал: "Ты знаешь, эта пушистая провокаторша ходит на цыпочках". Всё! Я встала на цыпочки и пошла. И появилось ощущение, что я в лесу хозяйка и купаюсь в этом.

Я не сижу неделями в зоопарке, если мне дадут играть осла. (Смеется). Не бегу в парк или на детскую площадку наблюдать за маленькими детьми, когда репетирую роль ребенка. Есть копилка, она наполняется с детства: детский сад, когда ты стоишь в углу, одноклассники в школе…

Когда дети радуют

Актерская профессия - жестокая, зависимая. Бывают целые годы невостребованности. Вы отговаривали дочку стать актрисой?

Соколова: Да, я не желала ей испытаний. А если ее будут ругать? Что-то не будет получаться? Меня все-таки обошли стороной сложности, переживания. Я счастливая. Я всегда играла. Дочка закончила театральный институт, но в актрисы не пошла. Она редактор в питерских новостях "НТВ". И внучка собиралась стать артисткой, но ей отсоветовали.

У вас есть рецепт сохранения хорошего настроения?

Соколова: Вся жизнь - как пестрая ленточка, как зебра: белая полоса, черная… Всё бывает. Меня больше доканывает физическая усталость. Радостей больше, чем огорчений. На работу грех жаловаться. Друзей много. Дети меня радуют. У меня уже есть правнучка. Это мое золото, чудо.

А как вас любят критики! В их рецензиях только восторженные эпитеты: "блистательная", "великолепная", "уникальная". Вас всегда боготворили или, бывало, поругивали?

Соколова: Не помню, чтобы в прессе было что-то огорчительное для меня. Может, у меня плохая память. Хорошая память - не помнить ничего плохого! (Рассмеялась). У меня все хорошо. Как говорится в пьесе "Время женщин".
Прямая речь

Геннадий Тростянецкий, режиссер:

- Я думаю, у каждого режиссера, существует свой личный "внутренний список" идеальной труппы. Он дополняется, корректируется, сопровождает его по времени всей творческой жизни. Такой "список" есть и у меня. Актриса Ирина Соколова немедленно вошла в него, как только я увидел ее на сцене. Еще студентом.

Когда в БДТ нагрянуло "Время женщин" Елены Чижовой, я обратился к руководству с просьбой пригласить Ирину Леонидовну на одну из главных ролей. Театр откликнулся на мое предложение, и время показало, что мы не ошиблись!

Соколова из тех актрис, которые не задают вопросов. На площадке она все делает ногами, руками, кончиком носа, шепотом, вскриком, зонтиком, взметнувшимся платком, тремя каплями корвалола (по роли) - короче, любое предложение пробует, любую догадку проверяет. Все потому, что она чрезвычайно чутка. Это качество есть свойство ее уникальной одаренности - от Бога, прекрасной школы - от Корогодского, человеческой природы - от мамы с папой. Репетируя, мы как-то разговорились о жизни, и оказалось, что ее детство, юность, судьба ее родных страдательно - не нахожу другого слова - пересекаются с судьбой ее Ленинграда, ее страны, ее героини. Идеальная актриса по отношению к работе. По тому, как может присвоить себе материал. Много реплик, рождавшихся у нее в процессе импровизации, вошли в окончательный текст. И автор романа Елена Чижова не уставала поражаться их точности.

Во время репетиций Ирина Соколова была безусловным лидером. Сколько раз ко мне подходили молодые актеры с восторженными глазами, сколько раз опытные актеры БДТ изумленно смотрели на ее пробы! У нее не все и не всегда получалось. Были сбои. Вылезали штампы. Возникали тупики. Потому что шел поиск. Но умение бросить на площадку весь свой талант, жизненный опыт, найти мужество отказаться от проверенных наработок - это и есть, на мой взгляд, актерская честность.

Думаю, Ирина Соколова украсила бы труппу любого театра мира. Даже в Индии. Или в каком-нибудь африканском племени с азартом сыграла бы, например, вождя.

Светлана Мазурова

"Российская газета" 21.03.2012

МАЛЕНЬКАЯ ХОЗЯЙКА БОЛЬШОГО ДОМА

«Нет, я ни о чем не жалею…»
Из песни, которую пела Эдит Пиаф

Не знаю, станет ли запоминающимся событием петербургской театральной истории спектакль Александра Галибина по комедии Гоголя «Женитьба», — в котором режиссер из комедии великого комедиографа российского хотел сделать комедию, и только комедию, все-таки комедию, комедию вопреки, если уж не комедию времени, то комедию положений. Но символический полет Ирины Соколовой, задрапированной в белое облако фаты, над сценой Александринки, полет одной из выдающихся актрис поколения над сценой Театра петербургских театров — безусловно останется вехой во времени (да и в сопредельном ему петербургском пространстве).

Не странно ли — Соколова летает? А нужно ли — Соколова летает? Зачем это спектаклю? Но пройдут годы — и станут вспоминать, что Соколова — летает… Вот он, посмотрите на снимок, полет Ирины Соколовой, народной артистки всея России, не столько Агафьи Тихоновны Купердягиной, сколько существа околоземного и престранного, с отсутствием сколько-нибудь существенного земного тяготения, оттого-то и взлетающего в спектакле постоянно…

Летит она над сценой не только в начале и финале, что можно было бы списать на рожденный режиссером-постановщиком в муках репетиций художественный символ (говорят, и Подколесин обречен был Галибиным взлететь, но живой вес актера Юрия Цурило обрек замысел на неудачу)…

Нет, Ирина Соколова на всем протяжении спектакля сцены почти не касается, переходя из полета — в прыжок, в многочисленные, почти балетные «поддержки»: из рук — в руки, от женихов — к автору. Летит — как мечта о Женщине, не как персонаж театра конкретного, с занавесом, временем начала и окончания спектакля, программкой и афишей, кассиром и строгими царственными билетерами, etc. Не одна она летит — летит все связанное с нею, как не выдержал, «полетел» на одной из генеральных репетиций узкий гробик «напольных часов», куда ее спрятал выдумщик-режиссер, не держится на ногах буквально вся декорация Эмиля Капелюша. Улетает даже парадное сценическое платье Агафьи, так и не став вполне ее костюмом, ее домом на сцене. У этой летающей мечты как бы и нет партнеров, как нет их, по большому счету, у Соколовой в «Женитьбе» конца года 1998-го. Актеры Александринки, (заметим, каждый из них талантлив по-своему), которым была сделана «прививка инфернальности» посредством парадоксального назначения на роль, остались артистами Александринки, с их «прочными умениями и незыблемыми приемами», с врожденными амплуа и хорошо поставленными голосами, а Соколова… ОНА ВИДЕЛА БРЯНЦЕВА!!!!

Когда городу Петербургу еще только стал известен факт приглашения Галибиным на роль Агафьи Тихоновны актрисы Ирины Соколовой, театроведы и будущие критики несуществующего еще спектакля, но уже существующего замысла, заранее воображали себе ряд возможных эффектных пассажей: от «Ему просто нужна была хорошая актриса» до (воплотившегося в реальном газетном тексте ) «По большому счету носить Соколову на руках — это правильно!» (Лилия Шитенбург, газета «Смена» от 15 октября с. г.).

Невероятное, заявленное уже в гоголевском жанровом подзаголовке комедии, невероятность возможности счастливого брака, мира, покоя, наконец, счастья играет Соколова. Кому я могу быть нужна? Смею ли я выбирать? Они, эти нереальные «женихи», о которых ей говорит настырная сваха, действительно существуют? И сейчас придут? Сюда? Не может быть… Он будет смотреть на меня? Вот этот? Или тот? Она теряет голос и способность двигаться. Не видит и не слышит. То есть и видит, и слышит, но не убеждается в своем существовании, пока, например, не прислонится чуть-чуть к Гоголю (Игорь Волков): «Это ты меня выдумал?» Что-то говорит, но, как та, вошедшая в легенду, старушка, не уверена, что она это думает…

Тут ей очень кстати Кочкарев (Сергей Паршин). От него — и решение, и событие, и текст, и заданный жест. Вот эдак повернись, вот — плечико покажи, посмотри пристальней, а прочих гони — пошли вон, дураки!

Соколова, и, к сожалению, почти только она, придает спектаклю невероятности, сообщает событию пьесы незаконченности, невозможности, горького сожаления о каждом вымолвленном, кажется, против воли, куске текста, с неизбежностью приближающем финал спектакля, а с ним — прощай надежда на все, на все… Разве это могло быть: вот только что — играла, дышала и меня воспринимали всерьез, и эти мужчины, и эти, там, в зале, бросившие дома дела и заплатившие за билет. Невероятно! Как будто пытаясь ежесекундно «закрепиться» (на сцене, в сознании — нашем, зрительском, и партнера по сцене ), она придумывает себе «крючочки» и «петельки», озорства разные: «Уж так, право, бьется сердце!» — потирая ушибленную дверцей «тыльную» часть, или — примериваясь к не-ве-ро-я-т-ной близости с мужчиной, находя шажочек за шажком соприкосновения с ним на уровне слов: «любите ли Вы кататься?», «а какой цветок Вам нравится?» — даже не ложится, «прикладывается» на кушеточку как на будущее ложе супружества («упряжи», в которой люди — невероятно — бывают вдвоем, живут друг для друга). Все эти методы подробной и тщательной актерской разработки ощущений и состояний, в нашем представлении такие исконно «станиславские», дают в случае Соколовой совершенно невероятный (вот вам и невероятие в духе Гоголя, да и в духе и желании режиссера, уверена!), если не прямо противоположный учебнику русской школы театра результат: менее всего можно отнести рождаемые ею образы к достижениям психологического театра, скорее — к мечтам и фантомам театра условного, к идеалам искусства внебытового.

ОНА БРЯНЦЕВА ВИДЕЛА!!!!

Ох уж этот Брянцев! Не оставивший нам ни одного сколько-нибудь внятного указания на то, как осуществить его мечту о синтетическом театре, как технологически добиться на сцене эффекта подробной и достоверной нереальности, серьезной и правдивой сказочности, то есть совместить заведомо несовместимое, он остался не только белым мраморным бюстом в фойе старейшего в мире репертуарного театра для юных, но и белым пятном в истории самых плодотворных, самых загадочных русских 20-30-х театральных годов. Мы можем только предполагать, что он «впитал» своей театральной идеей все лучшее, что мог предложить золотой век Таирова, Мейерхольда, Вахтангова и Станиславского — потому что «для детей, как для взрослых, только лучше» ( это тоже не он провозгласил, он — услышал ).

…За год до ее премьеры в Александринском театре она выходила на ту же сцену в качестве лучшей актрисы года: Ирине Соколовой была присуждена высшая театральная премия Санкт-Петербурга «Золотой софит» за роль Пульхерии Ивановны в «Старосветских помещиках» (Гоголя, Гоголя, того же Гоголя, на той же сцене). Такая маленькая на огромной сцене! Впрочем, любая сцена в соизмерении с ее крохотной фигуркой кажется огромной, пока не гаснет свет в патере, пока своей энергетической мощью она не начинает заполнять до отказа зал… Неожиданно ее поразило и, наверное, взволновало более обычного, собрание не просто зрителя, а своей, театрально заряженной массы: вместо традиционно приготовленной на случай победы речи, как всегда продуманной в подробностях и проигранной заранее, она вдруг выдохнула в микрофон ломким, хрупким своим голосом: «Господа! Я Брянцева видела!» И добавила: «Правда, правда!»

Потом она видела Макарьева. И Корогодского. И Сокурова. Фильштинского и Додина. Праудина и Виктюка. Кто из современниц Ирины Соколовой одновременно имеет в репертуаре Элеонору Дузе и Кошку, которая гуляет сама по себе? Геббельса и Маленького принца? Летицию Дюффе из современной манерно-фрейдистской драмы Питера Шеффера и Маму Мышь из сказки «Все мыши любят сыр» Дюлы Урбана? Мальчишку, даму, маньяка, кошку, мышку… гоголевскую девушку, гоголевскую старушку… И при этом Ирина Соколова — вовсе не характерная актриса. Не травести. Не героиня. Не инженю, не субретка, не кокетка… От самого начала пути, когда мальчики Соколовой были не вполне мальчики и от этого никогда не возникало чувство неловкости (которое, безусловно, присутствовало всегда, когда взрослые тетки в шортах звонкими голосами рапортовали о душевных страданиях, радостях и обидах мальчишек-подростков) Ее Дюшка из «Весенних перевертышей» Владимира Тендрякова переживал по сюжету драму первой неразделенной любви к девочке Римке, и ту же самую драму переживала сыгранная ею в это же самое время девочка-подросток, Офелия, беззаветно и бесплотно любившая датского принца. «Плоть, почти что ставшая духом.» Право, здесь было бы где разгуляться исследователю-фрейдисту… Актриса никогда не обращала внимания на бытовую достоверность пола, как потом она никогда не сосредоточивалась на возрасте своих героинь. Она не искала «характерность» кошек, мышей и оленей. Что же играла Ирина Соколова? Она всегда играла «явление». В «Бемби» для ее героя-олененка, картина мира собиралась, переворачиваясь и снова рассыпалась, оставив боль и недоумение. Эту чисто абстрактную, философскую материю «непознаваемой картины мира», этот своего рода олений агностицизм Соколова подавала зримо, эмоционально, трагически. Играла труднодоступные тонкости и едва уловимые оттенки конкретно, понятно, доступно даже без языка. Западные деятели детского театра до сих пор вспоминают, как они рыдали на спектакле «Бемби», показанном в 1987 году на Всемирном конгрессе АССИТЕЖ в Москве… Над чем плакали иноземцы? Над беспомощностью маленького живого существа перед осознанием факта смерти другого живого существа, конечности собственного бытия, неизбежности взросления, вырастания, умирания детства? Природа этих слез там же, где природа смеха и доброго чувства, вызванного появлением на сцене Конька-Горбунка с плотно сжатыми в кулачок ладошками. Так она стала эмблемой ТЮЗа.

Она не могла и не хотела, по природе своей, быть примадонной. Хотя, безусловно, была и остается хозяйкой своего театра и пространства вокруг. Как писал многоуважаемый критик: «она могла бы откупить его (театр), живи мы в другое время и не в нашем Отечестве» (ПТЖ, № 7, год 1995). Еще этот критик называл ее, Соколову, «властительницей душ многих поколений, актрисой, индивидуальность и личность которой не знают себе равных». Это — в тот период времени, когда в родном ТЮЗе не было достойной ее работы, роли. Сегодня в ЕЕ репертуаре спектакли пяти разных театров города, малых и больших сцен. Ее внимания ищет кинематограф, частные антрепризы… Такая невероятная востребованность, при безработице и неудовлетворенности многих и многих, могла бы стать причиной актерской самодовольности. Или, чего хуже, хронической усталости, истощения воображения… Звездной болезни… Ирина Леонидовна продолжает играть даже самые маленькие свои роли, крошечные эпизоды — и те ей дороги. Из театральных полулегенд-полуанекдотов: рассказывает молодая актриса: «Мы с Соколовой в полной темноте за кулисами пытаемся пролезть в «отверстие в куске сыра» ( Серые мыши в спектакле «Все мыши любят сыр»). Соколова: «Господи, господи, чего не сделаешь за зарплату!!!» Для тех, кто знает ТЮЗ, эта театральная байка уморительно смешна, именно потому, что зарплаты в театре глубоко символичны, а Соколова известна тем, что не способна удержать в руках сколько-нибудь денег и никогда не интересуется размером будущего гонорара. И все-таки она примадонна.

Невероятные, они, «первые леди» петербургской сцены: от Асенковой и Комиссаржевской до Фрейндлих и Соколовой, все замечены в отсутствии плоти, броской и призывной женской красоты, победительного апломба. Миниатюрность, тайная женственность, пружинная, но не скандальная страстность — вот черты стиля, сложившегося в течение нескольких поколений. Не будет преувеличением сказать, что в Соколовой петербургская актриса явилась в своем крайнем, почти фантастическом, так долго ожидаемом и потому таком необходимом всем и сразу воплощении. «Гарантированная легенда», — как сказала о себе «присвоенная» ею Элеонора Дузэ. В Питтсбурге, Петербурге ли, вчера или завтра, она превращается в Терезу Ракен, Нору или Маргариту Готье, «не слишком страдая». Все преувеличенное, «слишком», напролом противоречит ее представлению об искусстве театра. Граничащая с инстинктом естественность, сплетенная из собственных ассоциаций, детских воспоминаний, привычек, ставших не второй, а первой натурой… Черное и белое театральные платья, вне моды и конкретной эпохи, юный танцовщик, афиши старых спектаклей (конечно, ТЮЗа в Ленинграде) — все эти приметы псевдоисповедального, почти мелодраматического события сцены, задуманного Романом Виктюком остались бы безделкой, если бы не умение актрисы «летать над»…

Свободный полет над надрывностью и схематичностью режиссуры и некоторой заданной манерностью текста в данном случае роднит ее с Дузэ, и ставит их обеих в контрапункт некой условной «Саре Бернар» (актрисе школы переживаний и слез). После тысячи стремительных пробежек из конца в конец сцены, расшвыряв узким носком изящной туфельки гору цветных подушек (О! Она очень умеет быть и обольстительной и очень красивой, просто не снисходит до столь простого выражения женственности), с ее губ срывается полупризнание: «А я, по-моему, всегда играла одну и ту же роль. Дело в том, что я никогда не умела играть!» Какая светлая ложь, сколько лукавства в этой «искренности наоборот»! А из-за спины актрисы словно выглядывает настоящая героиня (или маленький травестийный герой): «Мама, почему ты работаешь паяцей?»

Она может позволить себе быть настоящей только когда она ребенок, в роли ребенка, от имени ребенка. Из каждой ее роли выглядывает невыросшее «существо» — вне пола, возраста, плоти, без исторической «прописки», с единым и цельным душевным составом. Это существо с астральной начинкой не может, не должно бы, по идее, знать про смерть. Однако именно с театрального рассказа о смерти начинается спектакль «Элеонора. Последняя ночь в Питтсбурге». Из роли Маргариты Готье, которую играет Элеонора Дузе, которую играет Ирина Соколова: «Я умираю, но я счастлива, мое счастье перечеркивает мою смерть». Во всяком случае, в этом спектакле смерти нет. Соколова с присущим ей тактом и безупречным чувством меры не заставляет нас всерьез переживать драму немолодой итальянской актрисы, умирающей в затерянной в пространствах Америки плохо отапливаемой гостинице, вполне довольствуясь подлинной трагедией короткой актерской и женской жизни без любви.

И следующая ее победа, теперь — в присутствии любви, когда и смерть не страшна, даже не драматична, только грустна. Пульхерия Ивановна в «Старосветских помещиках» Георгия Васильева по повести Гоголя. Ювелирная работа зрелого, но по-прежнему молодого театрального мастера Ирины Соколовой заставляет ее верных поклонников, коим несть числа, бывать и бывать на этом спектакле. При безупречной поддержке Валерия Дьяченко, обладающего редким чувством партнера, Соколова демонстрирует невероятные чудеса изобретательности в создании полнокровного типажа — символа доброты, заботы, безмятежности, всепроникающей, какой-то даже обволакивающей любви. Вот он, вполне счастливый объект этой привязанности: ЕЕ мужчина, «как дитя маленькое». Действительно заместивший для этой полной, добродушной, безыскусственной женщины и не рожденного ребенка, и весь мир. Мир салфеточек и подушечек, наливочек и сундучков… Здесь высшей поэзией признаются пирожки с сыром, ургою, капусточкой и гречневой кашей. Нехитрый трюк с ее внезапным предчувствием болезни и смерти, когда из-под ситцевого салопчика исчезают накладные подушечки и округлости, оказывается настолько пронзителен, что настоящий, природный удельный вес актрисы воспринимается как метафора одиночества человека перед последним шагом в небытие. Вот только Его жалко, ведь он «как дитя маленькое». Неразумное.

Роли последних лет, сыгранные Соколовой в ТЮЗе и вне его стен, кажется, не только не растратили ее запасов таланта, происходящего, безусловно, от какой-то повышенной человечности, но и позволили аккумулировать такое количество положительной и привлекательной художественной энергии, что в роли няньки Кирилловны в «Покойном бесе» Анатолия Праудина, она буквально собирает на себя внимание зала, становясь и правой и левой рукой режиссера одновременно. Произнеся при этом за весь спектакль не более десятка фраз, отпущенных ей скупым драматургом Натальей Скороход. «Не подать ли, барин, липового отвару», «Не послать ли за доктором», «Авдотья кривая сделалась внезапно беременной» — вот откуда, оказывается, проистекает и жизнь, и сама фантазия литератора и художника! Где-то на заднем плане гигантского пространства, подвластного Марту Китаеву, теплится огонек, в котором весь долгий день трудится над нашим воображением и чувством маленькая хозяйка этого большого дома. И то и дело взлетает, взлетает…

Алла Лысова

Петербургский театральный журнал. 1998. № 16

ИРИНА СОКОЛОВА

Кажется, что все слова о ней сказаны — слова восхищения и удивления, любви и нежности, признательности и уважения… Можно только повторяться и повторять: великая, невероятная, тонкая, обаятельная, хрупкая, изящная, умная, благородная… И никто не возразит, никто не одернет — чего, мол, уж так нахваливать. Все знают: Соколова — чудо, о котором сколько ни говори, все равно не разгадаешь, и сколько ни восторгайся этим чудом — все равно не поймешь и не объяснишь.

На церемонии вручения Национальной премии «Арлекин» (Ирина Соколова удостоена этой награды в номинации «За Великое служение театру для детей») критик Татьяна Москвина сказала, что нашла объяснение дару перевоплощения, которым наделена актриса: она… Мировая душа, в которой, как известно, заключены души всех живых существ. «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом…» — все это как раз репертуар Соколовой. Девять лет назад, перечисляя ее роли, А. Лысова задавала риторический вопрос: «Кто из современниц Ирины Соколовой одновременно имеет в репертуаре Элеонору Дузе и Кошку, которая гуляет сама по себе? Геббельса и Маленького принца? [...] Мальчишку, даму, маньяка, кошку, мышку… гоголевскую девушку, гоголевскую старушку…». С тех пор (уже на Экспериментальной сцене Анатолия Праудина) прибавились новые персонажи, от Крокодила-беспризорника до Анны Ахматовой, и среди них — существа, которые и вовсе не являются одушевленными. Сыграв роль Камня в спектакле о Сизифе, Соколова, по сути, вышла за бескрайние пределы даже самой Мировой Души!

Когда студенты пишут актерский портрет, им дается задание подобрать в мировой драматургии роль для их героя или героини. Для Ирины Соколовой придумывать роли не надо: ее можно просто назначить на любую, центральную или эпизодическую, " с ниточкой" или без, в стихах или вообще без единого слова — она сыграет, без всякого сомнения. Не важен ни пол, ни возраст, ни характер, ни историческая или национальная принадлежность — ничто не является препятствием, но все — толчок к осмысленной и вдохновенной игре. Любой режиссерский метод будет освоен, если режиссер не обладает методом — тоже не велика беда, Соколова на сцене останется Соколовой. Она с удовольствием может существовать по законам театра игрового, но готова подробно и тщательно выстроить и психологически мотивированный характер. Так что задание найти роль, которая бы не подошла Ирине Соколовой, не смогут выполнить ни студенты, ни профессора. Ни одним из амплуа не ограничивается ее талант, хотя она уникальная травести, потрясающая характерная артистка, может быть комической старухой, а может — лирической героиней. Эксцентрика — пожалуйста, юмор, ирония — вот они, музыкальность, пластичность — имеются, а главное, может быть, чувство драматизма, которое определяет многое в сценической жизни ее персонажей. Они никогда не бывают абсолютно, искрометно счастливы или категорически, беспросветно несчастны: Соколовой присуще глубокое понимание противоречивости этого мира и человека в нем, она ощущает и передает вечную способность всего живого двигаться, изменяться. Разве что истерический надрыв, да и вообще любые, не обработанные художеством проявления «нутра» чужды ей как актрисе внутренне дисциплинированной, наделенной строгим вкусом. Соколова при всей ее солнечности — актриса петербургского стиля.

Какие же качества выдающейся актрисы школы З. Я. Корогодского оказались необходимы как воздух театру Праудина? Во-первых, умение цепко схватывать идею, самую суть персонажа, во-вторых, облекать эту суть в очень конкретную сценическую плоть, с невероятным чувством меры отбирая внешние характеристики — жесты, походку, интонацию, выражение лица. Соколова — снайпер, у нее потрясающе точный прицел: ничего лишнего, размытого и приблизительного. Никакого "вообще"! Что еще ценится в Аналитическом театре для детей — это способность существовать на сцене насыщенно, емко, внутренне значительно, но без тени глубокомыслия — легко, воздушно, с тайной улыбкой. Вспомните, как актеры праудинской труппы улыбаются!.. Сколько доброты и ума, печали и света в этих улыбках.

Героини Соколовой могут быть очень серьезны: Ахматова в «Поющих призраках», Огудалова в «Бесприданнице», мать Петруши в «Царе Петре». Но как бы рядом или чуть над ролью существует улыбка актрисы: ее ждешь в каждом спектакле. Улыбка понимания, сочувствия, ободрения, знания — истинной мудрости.

Олицетворение этой веселой мудрости — Фея в спектакле «До свидания, Золушка». Героиня Соколовой верит в чудеса, сотворенные не с помощью волшебной палочки, а исключительно силой творческого воображения. Она — театральная Фея, худрук бродячей труппы. Театр ее очень бедный, реквизита мало, поэтому странствующие актеры должны сами изображать и все предметы, и всех персонажей. Надо отдать им должное: играют с удовольствием, импровизируют, соревнуются в актерском мастерстве. Фея Соколовой дает задания и наблюдает — ждет решения, внимательно следит, так искренне удивляется, так непосредственно смеется! Это тихий счастливый смех Актрисы, которая сама когда-то с удовольствием резвилась в «Открытом уроке», «Нашем цирке» и всех других тюзовских «Наших». Да ничто и сейчас не мешает Соколовой резвиться! В ней живет пляшущий человечек, неутомимый игрунчик, шаловливый проказник, который всегда готов высунуть свой нос и скорчить рожицу. Вот один из примеров. Пока зрители рассаживаются в зале, Ирина Соколова, у стола со свечой, читает вслух сказку Перро. Остальные актеры, как дети вокруг бабушки, сидят на полу и слушают. Она читает немного нараспев, красивым «правильно-сказочным» голосом, а по ходу дела раздает своим партнерам роли — В. Баранову, например, достается корона из фольги, значит, он будет королем. И вот на одном спектакле, когда он как-то преувеличенно удивился такому распределению, Соколова мгновенно отреагировала острой шуткой, милой колкостью — что-то вроде: «А то ты не знал?!» И тут же вновь вернулась к серьезному чтению сказки.

В театре Праудина актеры на сцене по-настоящему общаются — они слышат, видят друг друга, подлинно, не мнимо взаимодействуют. Это такая редкость на современных подмостках, что хочется ее особо подчеркнуть. Следить за их сценической жизнью так же интересно, как за ходом режиссерской мысли.

При этом Соколова замечательно существует в зонах молчания — смотришь на ее лицо, а на нем все время «что-то происходит», отражается, мерцает. Но только все это не имеет никакого отношения к «мимическим хлопотам». Сверхинтенсивная выразительность ей просто органически присуща. Она естественным образом транслирует все, что необходимо протранслировать. Такой вот совершенный передатчик!

Самая по времени недавняя из ролей Соколовой у Праудина — Ослик Иа в «Доме на Пуховой опушке». Все помнят, что милновский персонаж — несчастнейшее существо, страдающее от одиночества. Симпатичность его вроде бы раньше под сомнение не ставилась… Вчитываясь в умную и на самом деле на вкус вовсе не сладкую сказку, сочиняя свою историю и своего персонажа, режиссер и актриса создали шедевр — неожиданно не милого Ослика. После смерти Кристофера Робина ничто не может утешить героев, потерявших смысл жизни и центр мира. Ослик тоже горюет, он давным-давно живет сознанием того, что все очень плохо и будет намного хуже. Иа готов к худшему — и с какой-то даже обреченной радостью находит новые и новые подтверждения своих опасений. Он громко жалуется, активно требует сочувствия, нудит, капризничает, отпускает ядовитые замечания, презрительно поджимает губки. Дело, наверное, в том, что он решил: нет смысла быть хорошим, раз нет Кристофера Робина — все равно никто не накажет (а за хорошее поведение — не похвалит). Осел превратился в какого-то домашнего монстра, который всех уже сильно достал.

Он бесцеремонно вкатывается на сцену со своей тележкой, не обращая внимания на разговоры Пуха и Пятачка, и, зажмурившись, бросает кирпич — абы куда, на голову кому-то — так на голову. Так Иа строит себе дом. Можно ли с таким пессимистическим настроем, со столь зримым отсутствием плана и уважения к соседям построить Дом?.. Ослик Соколовой одет как маленький английский жокей — шлем, длинные фалды с бубенцами, грубые ботинки-копытца, но от его облика веет чем-то родным. Сварливые интонации, всегдашнее желание сказать самое последнее слово, да еще эта хозяйственная тележка, которая едет по ногам всех, кто не увернулся вовремя… Никого не напоминает?!

Интересно, что в Иа столько же от остервеневшей и умученной городской пенсионерки, сколько от ребенка, который «назло маме» портит себе самому жизнь. Детали психологического портрета актрисой собраны, обработаны, все они выстреливают и попадают — а рисунок роли при этом совершенно не нарочит, все течет, дышит.

Во втором действии спектакля возмужавшему Пятачку вместе с Винни-Пухом все-таки удается не только построить Иа домик, но и убедить его в том, что он ему нравится. Это победа! И Ирина Соколова разрешает своему Ослику побыть хорошим. Непростая внутренняя борьба (все-таки хочется сказать какую-нибудь гадость и опять все испортить) завершается человеческим движением — молчаливой благодарностью друзьям и признанием своей вины (тоже, разумеется, безмолвным). И понимаешь вдруг, что вот таких противных Иа — трогательных, смешных, дурацких — стоит жалеть, любить, гладить по головке… После этого Ослик Соколовой живет в спектакле иначе: смотрит внимательным, умным взглядом актрисы, тихо радуется любви Тигры и Крошки Ру, вместе со всеми строит дом для Совы.

…Принципиально невозможно придумать какие-то финальные, завершающие, закругляющие слова: феномен Соколовой не сводится к определениям, не укладывается в рамки. Ее персонажи необыкновенно разные, а сама она всегда узнаваема: ее присутствие на сцене замечаешь сразу и так же мгновенно и безоговорочно поддаешься силе ее человеческого и артистического дара. Ирина Леонидовна Соколова — это наше общее зрительское счастье.

Евгения Тропп

Май 2007

ЮБИЛЕЙ ИРИНЫ СОКОЛОВОЙ

Сегодня 70 — Ирине Соколовой.

Дата ни о чем не говорит.
Потому что у Соколовой никогда не было возраста.
Нет и сейчас.
Так что просто — с днем рождения, любимая артистка!
О ней всегда было трудно писать. Так сложно бывает писать об исключительных, необъяснимых явлениях природы, а Ирина Соколова — точно исключительное и необъяснимое.
С ее умением быть одновременно ребенком и прелестной женщиной (с годами женщины становится больше, но сочетание остается).
С умением быть существом — не ребенком, не женщиной и даже не кошкой, которая гуляет сама по себе, не олененком Бемби, не Геббельсом у Сокурова и не Маленьким принцем, а существом, самим средоточием жизни, которой все равно, где существовать — в ребенке, кошке, Камне, который катает Сизиф, или мухе, бодро купившей самовар…
Она всегда играет и существо роли, без пустой сценической болтовни.
Серьезно и грациозно.
Самоотверженно и исключительно скромно, словно спрятавшись Дюймовочкой в роль.
Спрячется, а ее еще больше видно — и глаз не отвести. Необъяснимо.
Зато можно объяснить (исключительными человеческими свойствами, порядочностью и благородством можно объяснить) ее искреннюю верность учителю — Зиновию Яковлевичу Корогодскому. Что бы ни происходило в жизни, она не предавала его никогда.
Ее многолетнюю верность Ленинградскому ТЮЗу.
Борьбу за свой родной театр, баррикады, письма Президенту: театр гибнет, оставьте нам режиссера Праудина.
Уход из ТЮЗа — за Анатолием Праудиным, в неизвестность, потому что почувствовала: жизнь в этом доме, ТЮЗе, кончилась, вишневый сад продан. Здравствуй, новая жизнь!
Только великая артистка может вот так, в 60 лет, уйти.
Только исключительная — забыть про звание Народной и кинуться в лабораторные эксперименты рядом с начинающими. Изучать Станиславского, Михаила Чехова, играть Раневскую по его системе… Это было странное зрелище: с каким-то внутренним сценическим удивлением Ирина Леонидовна прилежно рассказывала про метод овладения ролью. И было видно, как не нужна ей никакая система. Не для исключительных и необъяснимых писаны системы (собственно, так считали и великие их авторы).
В «Золушке» она — Фея — воплощение творческой сущности театра, который живет сам по себе — на кухне, в карете, в тыкве, в звездном небе, улетев в которое проще сохранить нравственный закон. Она учит молодых эмигрировать от тягот и мерзостей жизни в сочинительство, спасаться только творчеством, как спасается им она, Ирина Соколова.
Сегодня вечером с ТЮЗе состоится ее творческий вечер. Так что, до вечера, Ирина Леонидовна! Еще не вечер!

Марина Дмитревская

24 декабря 2010

дополнительная информация >>

Если Вы располагаете дополнительной информацией, то, пожалуйста, напишите письмо по этому адресу или оставьте сообщение для администрации сайта в гостевой книге.
Будем очень признательны за помощь.

обсуждение >>

№ 31
balkon7 (Самара)   29.05.2022 - 11:55
бабку Марфу в Пантелееве мощно изобразила, талант! читать далее>>
№ 30
Kreml (г. Санкт-Петербург)   24.12.2021 - 23:33
Ирина Леонидовна с днём рождения Вас,здоровья и долголетия. И с поздравлениями к Вам Ариадна... читать далее>>
№ 29
Совбюро   3.06.2021 - 21:12
В "Молохе" бесподобно сыграла, снимаю шляпу. Vivat, Ирина! читать далее>>
№ 28
Кирилл Датешидзе (Санкт-Петербург)   25.12.2020 - 08:47
Я хочу поздравить с юбилеем великую актрису нашего времени, которую я боготворил, боготворю и буду боготворить до конца жизни. Я знаю ее уже пятьдесят с лишним лет, и с первого же раза, когда я увидел... читать далее>>
№ 27
Ирина Шадринск   3.10.2019 - 13:30
Обожаю эту актрису, чудесная, глубокая, очень обаятельная! Особенно люблю ее в "Своя чужая". читать далее>>

Ирина Соколова: новости >>

Кино-театр.ру в Telegram