Убийство! (1930)

Актрису Диану Баринг находят рядом с телом ее подруги. Присяжные после некоторого разногласия выносят приговор — виновна. Такое решение не устраивает лишь одного человека из состава присяжных — сэра Джона Менира, актера и драматурга. Он, в лучших традициях Шерлока Холмса, начинает собственное расследование...

Новаторство Хичкока в этом фильме проявилось в том, что впервые в кино за кадром были озвучены мысли героя. Еще один ранее не использовавшийся прием: камера показывает комнату, где только что присяжные вынесли вердикт, но зритель слышит голос судьи из зала заседания, объявляющего виновность Дианы.

Сэр Джон Менир - первая роль Херберта Маршалла в звуковом кино.

Хичкок также снял германскую версию фильма. Она вышла в 1931 году под названием "Мэри" (Mary), играли в ней немецкие актеры (главную роль сэра Джона исполнил Вальтер Абель), но съемки проходили в тех же декорациях, по тому же сценарию. Причина появления этой "иноязычной" версии в том, что в то время еще не существовало дубляжа и не было способа "озвучить" фильм по-немецки. А почему именно по-немецки? Дело в том, что в то время кинематограф Германии находился на высоте, была высокой посещаемость кинотеатров и прокат фильма в Германии означал дополнительный заработок для производителей фильма.
По той же причине (невозможность дубляжа, когда все звуки писались только на съемочной площадке) сцена, в которой сэр Джон бреется перед зеркалом, слушает радио (в котором играет "Тристан и Изольда" Вагнера), а зритель слышит его мысли, снималась так - за декорациями разместился оркестр из 30 человек, который вживую играл "Тристана и Изольду", а также специальное проволочное звукозаписывающее устройство, на которое Маршалл предварительно записал мысленный монолог своего героя.
Когда начались съемки, диалоги героев еще не были полностью готовы. И Хичкок (наверное последний раз в своей жизни) пошел на импровизацию. Он вспоминал: "Я объяснял актерам смысл эпизода и предлагал им спонтанно произносить какой-нибудь подходящий случаю текст. Результаты оказались неважными, было много промашек. Актеры напряженно думали над тем, что сказать, и естественности, на которую я так надеялся, добиться не удавалось. К тому же мы никак не могли овладеть временем, и ритм не выстраивался".