Есть фильм, который предшествует советскому «Холмсу» И. Масленникова и в чем-то его предвосхищает. Будь моя воля, я бы показывал его в качестве пролога к сериям о великом сыщике, в форме предыстории, которая случилась в том же царстве – британском государстве и, в общем, в те же стародавние викторианские времена. Я, конечно, говорю о «Приключениях принца Флоризеля» режиссёра Евгения Татарского. - Оба фильма скреплены не только «общим пониманием» викторианского стиля, но и формальном родством: картины родились в один и тот же 1979 год на студии «Ленфильм».
Если в «Холмсе» главными символами викторианства выступили «канонические детали»: изящно-изогнутая трубка Холмса и его жесткие воротнички с безупречными галстуками, то во «Флоризеле» руки декораторов и костюмеров были развязаны куда больше. Его Высочество Главный Герой оказался щеголем, своими нарядами испытывающим викторианскую моду на прочность: все эти батистовые белоснежные сорочки, шейные галстуки, сапожки, красные атласные кушаки, длинные парики, перчатки всевозможных цветов – вроде рисковой игры в дендизм, к которой примешаны не то национальный колорит Баккардии, не то весёлый нрав и авантюризм принца.
Поэтому наиболее «английскими» получились слуги принца. В черных сюртуках-мундирах и лондонских котелках, они стали походить на четвертку «Битлз». Особенно во время проделок, совершаемых по заданию принца. Например, когда они отсылают с Багамских островов в Лондон на воздушном шаре преступника, прикованного к инвалидной коляске. Так и тянет пересмотреть невинные шалости Джорджа, Пола, Джона и Ринго в фильме «Вечер трудного дня».
Особо зоркие зрители могут заметить в «Холмсе» и «Флоризеле» одни и те же предметы материальной культуры. Критик узрит в них реквизит с общего склада, романтик – взаимопроникновение сюжетов. Камин в гостиной на Бейкер-стрит знавал немало историй про злодеев и убийц, так что нет ничего удивительного в том, что на его фоне коварный Председатель душит шнурком от лорнета преданных слуг принца. И хотя преступление совершается в номере парижской гостиницы, у зрителя есть шанс в полумраке газового освещения узнать жилище Шерлока Холмса. «Никакой мистики, - ответит вам на это великий сыщик. - Просто картину преступления ваше воображение как бы соткало из окружающей обстановки…»
Разумеется, Его Высочество, наследный принц Баккардии Флоризель – не англичанин, но, безусловно, англофил. Судя по тому, как он вальяжно гостит в Лондоне, блуждая по злачным местам в поисках острых ощущений, как, не раздумывая, вершит судьбами английских подданных, подменяя собой правосудие, - он вовсе не заезжий из Баккардии принц, а замаскированный принц Уэльский. Кстати, маленькая подмена родины, устроенная авторами фильма, - Стивенсон писал, что принц из Богемии, а режиссер прописал его в неведомой Баккардии, - сделала Флоризеля еще более вымышленным, и еще более английским персонажем.
В рассказах у принца нет характера, есть только облако безграничного обаяния и джентльменский набор качеств (правда, высшей пробы): он человек чести, он азартен, богат, но демократичен (конечно, по-королевски), он творит свои приключения из любви к искусству (как и Шерлок Холмс). При всём своем добром нраве, он существует на некой дистанции от читателя, предоставляя событиям течь, а персонажам совершать глупости. Если он вмешивается в события, то лишь как божество, решившее «явиться миру». Меж тем, истинный характер принца, его человеческая суть скрыта от читателя лондонским туманом.
В фильме принц обрел не только плоть и кровь, но и характер Олега Даля. Из склонного к полноте, не молодого джентльмена, - каким его изобразил Стивенсон, - он превратился в изящного, стройного, скорее, молодого, нежели средних лет, принца. В его характере запульсировала нервная пружина, о которой, судя по книжному принцу, похожим на пирожное, трудно было догадаться.
В процессе чтения новелл Стивенсона, невольно приходит на ум его литературный приятель – поэт и денди Оскар Уайльд. На время публикации рассказов о Флоризеле Уайльду было только 28 лет, но Стивенсон будто предугадал, каким лет через двадцать станет рафинированный и утонченный денди – пресыщенным, усталым и немного раздобревшим пессимистом. Фильм пошел намного дальше: Флоризель-Даль как будто и есть сам Роберт Льюис Стивенсон, особенно, в одном из париков принца. А париков и костюмов у него, как и подобает денди, несколько гардеробов. Напомним, что в это же время на той же киностудии произошел аналогичный случай с Ватсоном-Соломиным. Актер был утвержден на роль, потому что был «вылитый» Конан Дойл.
Но самое поразительное не во внешности Даля-Флоризеля. Стивенсон и Даль оказались похожи как личности. Оба в творчестве – болезненные перфекционисты. И литературный стиль Стивенсона и актерская игра Даля – это доведенная до отточенности и ясности форма. Актер нашел главный, если так можно сказать, «нерв» приключений Флоризеля: мечта превратиться в сказочного принца, могущественного и благородного, и, при этом действовать свободно, не афишируя себя, как частное лицо. Литературный создатель принца, в конце концов, завоевал это право, однако подорванное беспощадным писательским трудом здоровье вырвало Стивенсона из жизни преждевременно, через двенадцать лет после публикации рассказов о принце. Олег Даль, не заработав почти ничего, умер через три месяца после премьеры, успев напоследок еще раз приоткрыть дверь в викторианскую Англию – озвучить профессора Мориарти в фильме о Шерлоке Холмсе.
Судьба «Флоризеля» не была безоблачной. Первоначальное название фильма «Клуб самоубийц, или Приключения титулованной особы» руководство посчитало неуместным. Название коробило слух: развитой социализм и клуб самоубийц были несовместимы. Но больше всего пугали не слова, а пронзительность, с какой Олег Даль играл королевского повесу. Во взгляде, в голосе, в манерах сказочного принца проскальзывало что-то слишком колкое, независимое и явно фрондёрское. В уже готовом фильме режиссеру было предложено «смягчить общую интонацию».
Поменять что-либо в главном герое режиссер не мог и не желал. Чтобы спасти фильм от забвения, - а фильм уже год томился на полке, - необходимо было найти такое решение, которое не испортило бы картину и сняло бы упреки в неблагонадежности заморского принца. Так в фильме появился закадровый комментарий.
Не собираясь идти торным путём, режиссёр выдвинул в комментаторы активно действующего героя – полковника Джеральдина, друга и секретаря принца. Игорь Дмитриев располагал богатым опытом работы на радио и превосходно владел голосом как актёрским инструментом.
Эффект получился удивительный.
Свои реплики из-за кулисы полковник подаёт так остроумно и метко, что у нас нет и тени сомнения: Джеральдин смотрит кинохронику приключений Флоризеля параллельно с нами. Видит он то же самое, но интерпретирует её по-своему.
Авторы фильма разбросали подобные «контрапунктные» комментарии по всему фильму. Иногда кажется, что реплики брошены без специального намёка, вскользь, – такое обескураживает не меньше. На экране: карета принца катится по почти безлюдной и обшарпанной улице. Голос полковника нам поясняет: «На многолюдной и шумной парижской улице острый взгляд Его Высочества мгновенно отметил знакомую фигуру».
В эти моменты словно отдёргивается кулиса и мы, выражаясь словами Флоризеля, видим, что всё это «фарс, розыгрыш, обман». Что Париж – не Париж, а Лондон – не Лондон (большей частью съёмки проходили в литовском Каунасе). Многолюдный лондонский Стрэнд, по которому Председатель Клуба Самоубийц велел принцу идти, это тихий проулок, где не разъехаться и двум кэбам. Или с фасада – это лондонский особняк
генерала Ванделера, а заверни за угол – и уже редакция газеты в Париже, куда для подачи объявления заходил американский ковбой. А когда в финале принц Флоризель и полковник Джеральдин рука об руку идут якобы по Тауэрскому мосту, они проходят мимо припаркованного автобуса. – Допустим, последний момент из категории «киноляпов», его и не всякий киноман заметит. В недавней DVD-версии сей эпизод отредактирован, и автобус «уехал». Всё же остальное зритель прекрасно видит, но это его мало смущает, так как весь фильм – игра, озорство и притворство.
12 января 1981 года Его Высочество, наконец, явился на телевизионные экраны страны. Своими обходительными манерами и весёлым нравом, а также склонностью к авантюрам, принц моментально снискал расположение не только у широкой публики, но и у отдельных литературоведов.
Александр Седов
3 комментария
обсуждение >>