8 апреля столичный Театр имени Моссовета будет отмечать свое 90-летие. Такое довольно прозаическое название было присвоено коллективу в 1938 году, а во времена руководства легендарным Юрием Завадским театр стал академическим. С 1985 года и по сей день театр возглавляет Павел Холмский, собравший уникальную труппу, которой только можно позавидовать. Это: Сергей Юрский, Георгий Тараторкин, Ольга Остроумова, Александр Леньков, Анатолий Адоскин, Александр Домогаров, Нина Дробышева, Александр Яцко, Александр Голобородько, Ольга Кабо, Екатерина Гусева. Да, разве всех перечислишь, создающих и преумножающих славу известного коллектива. Юрий Еремин уже 20 лет ставит спектакли в этом театре, собирающие полные залы зрителей. Наш корреспондент встретился с Юрием Ивановичем накануне юбилейного вечера, который тоже поручен ему, и расспросил его о многих вещах, касающихся актеров и вообще театральной культуры.
– Юрий Иванович, скажите, 90 лет для театра – это много или мало?
– Я настолько своеобразно отношусь к любым юбилеям, а театр – это такое явление, которое возникает сегодня, и в тот же день спектакль исчезает, и потом живет в воспоминаниях зрителей, что 90 лет или 100 лет, это не имеет большого значения. И отмечаем мы эти даты только для того, чтобы оглянуться назад и понять, что там было плохого и что не надо нести в будущее. А также, что было хорошего и что надо сохранять и преумножать. Любой юбилей – это трезвый взгляд на себя через призму прошлого.
– На ваш взгляд, Театр имени Моссовета, где вы прописались давно, является каким-то отдельным самобытным островком, или он одна из составляющих общего культурного пространства?
– Будучи студентом ГИТИСа, где Павел Хомский был моим педагогом, я никогда не думал, что опять окажусь в роли ученика в его театре. А в отношении самобытности театра могу сказать одно: если он пользуется успехом у зрителей – значит, имеет право на жизнь, ежели нет, то он болен. Для меня главная рецензия на спектакль – аплодисменты зрителей после его окончания. Наш театр достаточно вписан в московскую театральную среду и любим. У нас много замечательных актеров, известных по всей стране, и я здесь работаю с удовольствием. Мой первый спектакль «У врат царства», поставленный с Ольгой Остроумовой, моей однокурсницей и давним другом Георгием Тараторкиным, позволил мне ощутить себя в своем доме. Ведь спектакль, как кино, нельзя положить на полку, он должен быть востребован сегодня и сейчас. И чем старше я становлюсь, тем больше у меня молодеет душа, и все это благодаря актерам.
– Юрий Иванович, значит, режиссеру тоже нужен свой дом?
– Кому как. Одному режиссеру нужна семья, и можно поменять за жизнь две, три жены, но семья все равно необходима. А есть режиссеры, которые получают удовольствие от смены обстановки. Я абсолютный домосед, хотя у меня было довольно много театров, и я сам уходил из них, так как режиссеру нужны новые впечатления, психологические встряски, чтобы не обрасти тиной. К тому же надо уметь завоевывать артистов, и на новом месте это делать особенно интересно, появляется особый драйв.
– Скажите, а кроме Ольги Остроумовой и Георгия Тараторкина у вас в этом театре есть свои артисты?
– У меня их очень много, но я не буду всех перечислять, потому что могу кого-то забыть, и они обидятся.
– Вы дипломат – Юрий Иванович! Тогда скажите, почему вы так прикипели к приглашенному Виктору Сухорукову, который играет в двух ваших спектаклях?
– Я считаю его потрясающим артистом. Произошло все случайно. Мне показалось, что две пьесы Алексея Толстого можно объединить в одну. Эпоха двоевластия, злой царь, добрый царь, но я никак не мог для этого найти исполнителя, и мы с Павлом Иосифовичем стали размышлять. Я вспомнил Сухорукова, и он мгновенно откликнулся.
– Ваша режиссура, по сути, актерская, вы умеете работать с артистами и высекать из них божью искру. Таких режиссеров остается все меньше и меньше, а некоторые даже презирают систему Станиславского.
– Весь мир, в частности, американские артисты работают по системе Станиславского и прекрасно это демонстрируют в тех же боевиках.
– Тогда почему так упала школа актерского мастерства?
– Русский актер привык, чтобы с ним долго возились. В последнее время появилось ощущение конвейера, когда используют типажность артиста, например, как в кино, поэтому диапазон его не раздвигают.
- Значит, работать с актерами очень трудно?
– Трудно, но я скажу: мне очень нравится, как работает с актерами Кирилл Серебренников, у Кости Райкина актеры тоже знают, что делают, и мой ученик Евгений Писарев также умеет раскрывать творческий потенциал своих артистов. В то же время меня не удивляют изобретательные мизансцены из театра абсурда 70-х годов, арсенал режиссерских средств со времен Мейерхольда так велик, что только черпай из них и выдавай за свое. Ничего нового в этом нет. Единственно, чем сегодня можно взять зрителей, так это эмоциональным участием. Если искусство не воздействует на струны души, эмоционально не затрагивает, то оно никому не нужно.
– Юрий Иванович, но почему ваш театр, где столько замечательных артистов и такие востребованные зрителями спектакли, ни разу не был включен в список номинантов «Золотой маски»?
– Меня тоже часто спрашивают, почему спектакль «Царство отца и сына» не был номинирован на «Маску» при огромном количестве положительных рецензий? Но я же не могу влезть в мозги жюри и экспертного совета. И потом я настолько равнодушен к разного рода наградам, что и это пренебрежение «Золотой маски» к моему спектаклю тоже меня не волнует. Есть вещи куда важнее. Мне кажется, дело здесь в клановости, есть свои и чужие, так вот «чужих» в свои тусовки не пускают.
– Но помимо клановости есть вещи куда более опасные, это когда телевидение отучает зрителей думать, и поэтому, приходя на спектакли, они уже не могут воспринимать серьезное искусство.
– Да, это чрезвычайно серьезная проблема. То, что сегодня происходит на ТВ, это ни в какие рамки не укладывается, как будто народ хотят превратить в умственно неполноценную нацию. После этого люди приходят в театр, и им, конечно, трудно переключиться на серьезную литературу, поскольку они привыкли к «жвачке», не требующей больших извилин. Поэтому театр вынужден пожинать плоды телевизионного воспитания. За 20 лет так называемой демократии родилось новое поколение зрителей, которых отучили думать, читать. А что происходит с кино? Вы посмотрите – пустые кинозалы, прокатчики не заинтересованы в наших фильмах и гонят всякую дребедень.
– Знаете, когда я смотрела ваш последний спектакль «Родион Романович Раскольников» по Достоевскому, то обнаружила, что зрители впервые слышат этот текст.
– Еще Немирович-Данченко – соратник Станиславского говорил: «Ставьте классику так, как будто никто никогда ее не читал», но это было в 30-е годы прошлого столетия, когда шло окультуривание безграмотного населения, а сейчас… Выходит, мы возвращаемся назад. Я тешу себя надеждой, что, посмотрев этот спектакль, кто-то из зрителей возьмет и прочитает «Преступление и наказание».
– Юрий Иванович, вы европейский человек, часто бываете за рубежом и даже ставите там спектакли, могли бы представить себя вне России?
– Да, я ставил в Америке и преподавал там, но родной язык это такая планета, с которой ничто не может сравниться. Ментальность, это тоже твоя территория, лучше которой ничего нет. Я не могу представить себя без Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского, поэтому дал себе слово, пока жив – поставлю все их произведения. И если я этого не сделаю, то сильно себя обездолю. И второе. Это моя главная боль. Когда в советское время появились пьесы Александра Вампилова, – не было ни одного театра, где бы их не ставили. То же самое происходило с пьесами Володина, Розова, Арбузова. А сейчас пиши, что хочешь, – никакой цензуры нет, но и таких пьес нет, чтобы все были заражены ими. Что это? Деградация современного мышления, апатия, неверие? – Не знаю. Прошло 25 лет свободы, ну хотя бы одна пьеса появилась, на которую бы набросились все театры, но такой нет. То, что идет в Театре.doc или в Центре драматургии, – всего лишь для кучки маргиналов, и это погоду не делает. Пока один Сигарев и отдувается за всех.
– И последний вопрос: почему вы взяли на себя такой груз – провести юбилейный вечер театра?
– Это не я взял, это мне приказали, обязан был. Но никаких отрывков, никаких воспоминаний, никаких поздравлений не будет и актеров на сцене тоже будет мало, всего 12 человек. Надеюсь, я заинтриговал вас?
Любовь ЛЕБЕДИНА
4.04.2013
обсуждение >>