"Посмотрите на этих состоятельных предприимчивых людей, с какой страстью они набрасываются на фальшивки, совсем как свиньи – на трюфели…"
(«Интервью с профессором Y», Луи-Фердинанд Селин)
Наконец в российский прокат выходит самый радикальный фильм позапрошлой Венецианской Мостры, последней, за которую отвечал
Марко Мюллер. "
Cut", открывавший программу «Горизонты», был радикален не столько своей формой, сколько типом высказывания – протестный манифест в защиту «чистого кино». Иранский режиссер-самоучка, синефил и неисправимый нонконформист
Амир Надери, последние двадцать лет работающий в Америке, после «
Вегаса», удостоившегося особого упоминания в той же Венеции, свой новый фильм отправился снимать в Японию. Всех его героев, как и у
Вернера Херцога, объединяет одно – одержимость. Сюдзи, протагонист фильма Cut, - тоже режиссер и киноман, с самурайской самоотверженностью ведущий борьбу с засильем пустого развлекательного кино. Он устраивает просмотры классических лент на крыше своего дома, обклеенного фотографиями классиков, ведет одиночные пикеты, из раза в раз сообщая безразличной толпе в мегафон о том, что «кино – не шлюха», и приходит на токийское кладбище к могилам старых мастеров, чтобы набраться духа перед следующей битвой. Изображение в этих сценах окрашивается в черный цвет.
Во время одного из показов, где саундтреком к
Бастеру Китону служил ветер и зрительский смех, появляется якудза. Оказывается, что брат Судзи, работавший на мафию, был убит за долги. Деньги он брал на фильмы Судзи, у которого теперь есть две недели, чтобы все возместить. Вернувшись на следующий день в офис якудза, расположившийся в заброшенном боксерском зале, он не находит ничего лучше, чем просить о работе. Работы нет, но есть пистолет, который ему предлагают вложить себе в рот. По случайности он не был заряжен, и теперь сам Судзи просит бить его, взымая плату в счет долга за каждый удар. И тут, не прекращая остальных, в ткань фильма вплетается новая линия, все сильнее его трансформирующая.
Несмотря на реалистичное цифровое изображение и кажущуюся близость датской Догме, эстетическое ядро картины – это, конечно, японское кино. В первую очередь
Одзу,
Куросава и
Мидзогути, которых Судзи навещает на кладбище ("Cut" еще и о том, как сложно снять настоящий фильм, когда на тебя смотрят великие предки): от первого, по словам Надери, тишина, от Куросавы - монтаж, от Мидзогути – длинные планы. В голове всплывают работы и других японских режиссеров, от
Масахиро Синода до
Такеши Китано, а черно-белый кадр с бездушной толпой, текущей по улицам Токио, заставляет вспомнить концовку «
Чужого лица»
Тэсигахары. Но спектр авторских предпочтений, естественно, шире: Судзи в своих снах буквально купается в шедеврах мирового кино, среди которых «
Искатели»
Джона Форда и, конечно, «
Мушетт»
Робера Брессона. А самый крупный постер в кадре – «
Тени»
Кассаветиса, на съемках у которого Надери посчастливилось поработать. В интервью он признается, что именно эта трагическая фигура вдохновила его на создание подобного сюжета.
Сцены избиения как раз и олицетворяют собой ненавистную индустрию развлечений, где каждый удар герой берет на себя, перечисляя деньги на счет искусства кино. Помогает ему в этом все тот же фонд мировой классики: в последний день нужно выдержать сто ударов, и на каждый – появляется титр с названием фильма. Эту подборку не назвать консервативной, в ней есть место и
Вирасетакуну и
Цай Минляну, но Надери сознательно избегает синефильских раритетов, используя работы классиков в их самом лаконичном и концентрированном виде. Замыкает этот список «
Гражданин Кейн», и на экране появляется кадры с «розовым бутоном», символом энигматичности кино, который режиссер рифмует с иероглифом «ничто», выдавленным на могиле Одзу.
Долг оплачен. Судзи предлагают работать на якудза. Вместо этого он просит дать ему новую ссуду. Камера! Мотор! И слово CUT, острое, как лезвие, проходящееся по телу кинематографа.
«Снято!» в прокате с 8 ноября.
Ссылки по теме:
«2-in-1». Первый день. vol. 1 
16 комментариев
обсуждение >>