Империя чувств (1976)

Для "высоконравственного" советского зрителя это был шок, когда фильм в перестроечные времена появился в прокате. Интересно, что эта история основана на реальных событиях и неоднократно переносилась на экран.

Я помню как этот фильм показывали в Москве, в начале 90 в институте физкультуры ГЦОЛИФК. Полный зал умных людей смотрел в тишине этот «шедевр» про то как женщина вставляет себе варёное яйцо не туда куда надо. Зрители явно культурно обогатились после этого фильма.

в свое время фильм гремел в прокате

От этого фильма была в шоке.

Да в начале 90-х фильм прошел на большом экране. Довольно физиологическая, камерная. тягомотная картина. Одновременно показывали и "Империю страсти", тоже японский фильм, но это уже совсем другая история.

"В смерти - истина любви. Так же, как в любви - истина смерти. Эротизм есть утверждение жизни даже в смерти. Сексуальность подразумевает смерть, не только потому, что вновь прибывшие продолжают и замещают ушедших, но и поскольку сексуальность изменяет жизнь размножающегося существа. <...> Индивидуальная смерть - не что иное, как одно из проявлений чрезмерного размножения живого существа. Также и половое размножение - одно из сложнейших проявлений бессмертия, заложенного в бесполом размножении, - бессмертия и в то же время индивидуальной смерти. <...> В любом случае, в основе сексуального порыва лежит отрицание обособленности "я", способного познать наслаждение, лишь доведя себя до исступления, переступив через себя, познав объятья, в которых растворяется одиночество отдельного существа." Жорж Батай.

На мой взгляд, самой жесткой и несправедливой критикой "Империи чувств" были отнюдь не обвинения этого шедевра в порнографичности приемов (это, в конце концов, не более чем святая правда, сознательная авторская провокация, почти самоцель), а приписывание его недюжинной художественной силы и успеха мощному биополю иноземных (то есть западных) влияний - философских, мировоззренческих, литературных, визуальных - якобы особенно плодоносно удобривших у Ошимы уже унавоженную родной и древней культурой почву. Я не увидела в фильме ровным счетом ничего фундаментально европейского (разве что в незначащих, теряющихся на фоне целого деталях) - настолько он весь "не отсюда", настолько легок без наших христианских (по сути, как их ни назови) этических вериг, настолько японски прихотливо задрапирован в тугие шелка бескомпромиссных традиций. Для меня его атмосфера и эстетика более всего напоминают "Снежную страну" Кавабаты - именно сочетанием какой-то нездешне яркой, хрупкой и утонченной красоты и совершенного бесстыдства (с наших позиций, в рамках наших - столбовых, краеугольных - понятий о стыде и о грехе, о любви к ближнему и о прощении, раскаянии, искуплении), бесстыдства, таковым себя не осознающего, и потому лишенного всякого намека на скверну и нечистоту, обязательных в любом европейском произведении, исследующем сексуальность. В христианском сознании эротизм неотделим от трансгрессий, нарушения догм и границ, а его изображение, соответственно - от искусственности, нарочитости, декларативности, эпатажности. Понимание дохристианских культов плодородия, безусловно, доступно аналитическому европейскому уму, но прочувствовать их во всей полноте, всем естеством, как это происходит у Ошимы, - европейцу уже не дано. Остается лишь зрительски созерцать эту богатую чувственную жизнь, в которой разум как-то исхитрился выжить и процвесть, не превратившись в испепелящий бластер - и мучиться сознанием собственной ущербности...
"Империя чувств" Ошимы - это, в первую очередь, jardin des delices, сад райских чувственных наслаждений, и не потому только, что содержательно он представляет собой, по сути, не что иное как череду разнообразных (и по большей части несимулированных) половых актов. Свойственные японской культуре точность, выверенность, филигранность в изготовлении мельчайшего из предметов обихода делают каждый кадр фильма упоительно, невыразимо прекрасным - на экране с расточительной щедростью воссоздаются и оживают тысячи японских гравюр и нецке, чтобы появиться на миг и смениться новым визуальным шедевром - здесь и фарфорово напудренные гейши в шелковых кимоно, под зонтиками или с лютнями в руках, и игра зонтиков под дождем, и снег, кружащийся над крышами пагод, и комические старцы, и мостики над бурлящими потоками, и истовые мужские лица, как у актеров театра Кабуки, - и навязчиво лезущая в жизнь современность с паровозами, стадионами, марширующими солдатами... Этим фильмом достаточно просто дышать, как миррой и ладаном, наблюдая за калейдоскопом образов, внимая звукам опять же нездешней какой-то, трансцендентной музыки. "Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна, мне в таинстве была лишь музыка понятна, но тем внимательней созвучья я ловил, я звуками дышал, как волнами кадил," - при первом просмотре иначе, наверное, и не получится.
Но "Империя чувств" этим, разумеется, не исчерпывается. Лежащий на поверхности (и волнующий европейских критиков) отсыл к философии европейских современников Ошимы - того же Батая, для которого столь притягательными были феномены нарушения правил, выхода за рамки ( в том числе и благодаря "сильной, как смерть" любви), а также его антропологическим исследованиям (интересу к культу Митры и связи его с греческим минотавром и испанской корридой) - на мой взгляд, столь же умозрителен и вторичен в фильме, сколь вторичен и умозрителен интерес главного героя "Снежной страны" к европейскому балету. В том же, что Ошима серьезно озабочен болезненной ломкой тысячелетиями осененных традиций своей страны - сомнений нет. Тихо, но внятно прозвучавшая в фильме дата - 1936 год, апогей милитаризации Японии, дефиле военных по токийским кварталам и опрокинутое лицо наблюдающего за ними Китидзо-сана, утонувшего в своей страсти, забывшего про свой мужской гражданский долг, растворившись в долге мужчины-рыцаря перед дамой сердца (ведь по кодексу японской чести мужчина не может женщине отказать, бессилие - позорно), - все это новая, пока еще лишь нащупываемая героями реальность. Китидзо чувствует себя опозоренным и обесчещенным. Он сам просит о том, чтобы Сада его убила. Смерть в пароксизме страсти - блаженная смерть...Так я увидела эту историю в последний раз. Вполне возможно, следующий просмотр все изменит. Но главное, конечно, останется, должно остаться: "А в воздухе жила непонятая фраза, рожденная душой в мучении экстаза, чтоб чистые сердца в ней пили благодать..."