Лайфстайл
«Хочу вложиться в создание своей "империи"»: Леон Кемстач признался, что мечтает о строительной компании
Внезапно
2 комментария
2 комментария
2 комментария
2 комментария
4 комментария
7 комментариев
1 комментарий
10 комментариев
6 комментариев
обсуждение
Ищу могилу актрисы, кто знает где ее похоронили сообщите.
Эта Куприянова озвучивала на пластинке "приключения Чиполлино". В старом радио разные варианты есть этой пластинки, и в сокращении и целиком то, что было пропущено в виниловой пластинке, которая у меня была.
Это, наверное, несколько длинно, но, кажется, достойно воспроизведения. Текст находится на сайте РАМТа. О Куприяновой многие помнят, но, к сожалению, очень мало вспоминают. Из профессиональных сочинений вот только это одно удалось найти.
"О ней, к сожалению, очень мало написано, и вряд ли будет написано существенно больше. Это была актриса, о которой очень трудно рассказать, потому что ее как-то не с кем сравнивать, а документации (скажем, видеозаписей) почти никакой. Пестрый список ролей, конечно же, ничего не скажет ни о ее своеобразии, ни о той профессиональной драме, что она являла собой на протяжении всей карьеры. Наверное, все же многие, кому довелось ее видеть, понимали, что эта исполнительница рождена для драматургии, если не Шекспира (Виолу и Себастьяна я, увы, на сцене не застал), то Уальда или Уильямса, или Олби, что в молодости она могла и должна была играть Нору, Ларису Огудалову и Надежду Монахову, в зрелости - Аркадину, а в старости, скажем, фру Альвинг. А вот Шура Тычинкин с Пучеглазиком, а также все леночки, катеньки и маруси – это результат одностороннего и крайне болезненного компромисса с действительностью. Из какого словестного материала Куприянова лепила своих героинь – сейчас очень трудно себе представить. Я застал ее на сцене, когда она уже перестала быть травести, но еще не перешла на игривых молодящихся старух. Театр, очевидно понимая, что на сцене такая артистка как-нибудь да не помешает, предлагал ей иногда нечто и вовсе немыслимое. В одной пьесе, помнится, она изо всех сил старалась разрешить острый конфликт между школьным педагогическим советом и учениками, вступившими в пубертат (она играла маму одного из юношей). Боже мой, казалось, она боролась не с педсоветом, а с античной стихией, с римской страстью, с гневом провидения. Почти тридцать лет не могу забыть одной немудрящей реплики незадачливого драматурга в ее интонации: «Целиком присоединяюсь к предыдущему оратору»; в оригинале здесь была заложена легкая ирония, неназойливое обличение советской педагогической косности. Куприяновское синкопированное контральто из этих пяти слов с предлогом делало какое-то вселенское обобщение, наделяло их символической силой. Мученики культпоходов, которые тогда наполняли зал ЦДТ, даже на минуту-другую умолкали; вообще-то, они ничем не смущаясь говорили во время спектаклей в полный голос. Все это вместе производило сильное впечатление, но не в последнюю очередь своей полной неуместностью. Сравнительно прогрессивное позднесоветское сочинение моралистической направленности и едва не эсхиловская борьба тьмы и света, разгул стихий, громы и молнии. В одну эту реплику она вмещала и Нору, и всего Уильямса, и еще бог знает что. Ее стилистика, по-моему, в первую очередь и характеризуется такого рода соединениями несоединимого. Одновременно острейшая эксцентрика и высокая драма, и это все как-то причудливо, без акцентированного перехода, в пределах микроуровня – реплики, слова, звука. Другая роль Куприяновой того времени – тетушка Ганимед в «Трех толстяках». Ее еще играла выдающаяся артистка ЦДТ Галина Новожилова (надеюсь, она здравствует). Играла очень хорошо – она по-другому и не может. Это была та самая тетушка, которую и представляет себе, наверное, любой читатель Олеши. Куприянова, конечно, никакую тетушку играть не могла; на сцену вторгалась сила, с которой нельзя совладать. Сюжет отлетал в одну сторону, логика персонажа в другую, общая стилистика представления в третью. На месте всех этих поверженных необходимых конструкций, однако, возникала самозабвенная клоунада чаплинского размаха, и не убоимся мы таких сопоставлений.
Несколько позднее в репертуар Куприяновой все же вернулись более или менее значительные роли, о них написано в тексте Анны Синяткиной («Отверженные», «Большие надежды», «Маленький лорд Фаунтлерой»). Но вот был и такой, промежуточный период. К несчастью, театр так никогда и не расщедрился на постановку непосредственно «для нее». Но была очень эффектная, на мой взгляд, кода. В последний раз она вышла на сцену за несколько месяцев до конца в роли чеховской Шарлотты и победительно провозгласила: «А я прыгала salto mortale и разные штучки».
ЦДТ 70-х годов была, несомненно, прекрасная труппа: множество разнообразных талантов. И два неприкаянных гения – Куприянова и Андросов".
Юрий Арпишкин
изумительно точно написано
Маленькая царственная пленительная волшебница сцены, зачаровала таинственной эфемерностью Театра, околдовала на всю жизнь, поддерживала своим существованием совсем рядом, на Театральной площади. Теперь улетела, оставив сиротами видавших её, веривших через неё в непременную победу добра, справедливости, честности и чистоты.
Память о ней поддерживает вера в то, во что верили её герои, во что верила она сама.
Асаф Фараджев, февраль 2005
Поколения молодых москвичей 50-х - 70-х воспитывались также и её героями - от шпанистого Шуры Тычинкина до маленького мечтателя, грустного и озорного Короля Матиуша - героями разными, но равно отмеченными исключительной личностью самой актрисы, неповторимостью её художественной манеры. Юные герои Маргариты Куприяновой никогда не покидали художественной реальности ради панибратских симпатий зала. Оттого, вероятно, сверстникам, сидевшим в зрительном зале, герои актрисы никогда не казались "своими", они являлись из иного, далёкого и сказочного мира. Их схожесть со зрителями была только мнимой. На самом деле сценические герои актрисы, все без исключения, были чуть-чуть не от мира сего. Кем бы ни представала Куприянова - пионером-сорванцом, оборванцем или принцем - её герои заставляли зрителей испытывать горькое, но возвышающее чувство недоступности, влюбляли в себя, ибо вопреки своей юности, сами они воплощали идеалы добра и правды, юности особенно дорогие, но, увы, недостижимые…
Сентябрь 1984 года
Асаф Фараджев
"О ней, к сожалению, очень мало написано, и вряд ли будет написано существенно больше. Это была актриса, о которой очень трудно рассказать, потому что ее как-то не с кем сравнивать, а документации (скажем, видеозаписей) почти никакой. Пестрый список ролей, конечно же, ничего не скажет ни о ее своеобразии, ни о той профессиональной драме, что она являла собой на протяжении всей карьеры. Наверное, все же многие, кому довелось ее видеть, понимали, что эта исполнительница рождена для драматургии, если не Шекспира (Виолу и Себастьяна я, увы, на сцене не застал), то Уальда или Уильямса, или Олби, что в молодости она могла и должна была играть Нору, Ларису Огудалову и Надежду Монахову, в зрелости - Аркадину, а в старости, скажем, фру Альвинг. А вот Шура Тычинкин с Пучеглазиком, а также все леночки, катеньки и маруси – это результат одностороннего и крайне болезненного компромисса с действительностью. Из какого словестного материала Куприянова лепила своих героинь – сейчас очень трудно себе представить. Я застал ее на сцене, когда она уже перестала быть травести, но еще не перешла на игривых молодящихся старух. Театр, очевидно понимая, что на сцене такая артистка как-нибудь да не помешает, предлагал ей иногда нечто и вовсе немыслимое. В одной пьесе, помнится, она изо всех сил старалась разрешить острый конфликт между школьным педагогическим советом и учениками, вступившими в пубертат (она играла маму одного из юношей). Боже мой, казалось, она боролась не с педсоветом, а с античной стихией, с римской страстью, с гневом провидения. Почти тридцать лет не могу забыть одной немудрящей реплики незадачливого драматурга в ее интонации: «Целиком присоединяюсь к предыдущему оратору»; в оригинале здесь была заложена легкая ирония, неназойливое обличение советской педагогической косности. Куприяновское синкопированное контральто из этих пяти слов с предлогом делало какое-то вселенское обобщение, наделяло их символической силой. Мученики культпоходов, которые тогда наполняли зал ЦДТ, даже на минуту-другую умолкали; вообще-то, они ничем не смущаясь говорили во время спектаклей в полный голос. Все это вместе производило сильное впечатление, но не в последнюю очередь своей полной неуместностью. Сравнительно прогрессивное позднесоветское сочинение моралистической направленности и едва не эсхиловская борьба тьмы и света, разгул стихий, громы и молнии. В одну эту реплику она вмещала и Нору, и всего Уильямса, и еще бог знает что. Ее стилистика, по-моему, в первую очередь и характеризуется такого рода соединениями несоединимого. Одновременно острейшая эксцентрика и высокая драма, и это все как-то причудливо, без акцентированного перехода, в пределах микроуровня – реплики, слова, звука. Другая роль Куприяновой того времени – тетушка Ганимед в «Трех толстяках». Ее еще играла выдающаяся артистка ЦДТ Галина Новожилова (надеюсь, она здравствует). Играла очень хорошо – она по-другому и не может. Это была та самая тетушка, которую и представляет себе, наверное, любой читатель Олеши. Куприянова, конечно, никакую тетушку играть не могла; на сцену вторгалась сила, с которой нельзя совладать. Сюжет отлетал в одну сторону, логика персонажа в другую, общая стилистика представления в третью. На месте всех этих поверженных необходимых конструкций, однако, возникала самозабвенная клоунада чаплинского размаха, и не убоимся мы таких сопоставлений.
Несколько позднее в репертуар Куприяновой все же вернулись более или менее значительные роли, о них написано в тексте Анны Синяткиной («Отверженные», «Большие надежды», «Маленький лорд Фаунтлерой»). Но вот был и такой, промежуточный период. К несчастью, театр так никогда и не расщедрился на постановку непосредственно «для нее». Но была очень эффектная, на мой взгляд, кода. В последний раз она вышла на сцену за несколько месяцев до конца в роли чеховской Шарлотты и победительно провозгласила: «А я прыгала salto mortale и разные штучки».
ЦДТ 70-х годов была, несомненно, прекрасная труппа: множество разнообразных талантов. И два неприкаянных гения – Куприянова и Андросов".
Юрий Арпишкин