Боевой киносборник №12 (1942)

По материалам книги Я. Жеймо "Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино". - Москва: Альпина нон-фикшн, 2020. - 278 с.
На киностудии в Алма-Ате снимают в основном короткометражки для «Боевых киносборников», которые потом посылают на фронт.
Первая моя работа — в короткометражке «Ванька-Танька». Сценарий я привезла из Ленинграда. История с ним была такая.
Как-то стоим мы в коридоре «Ленфильма» — оператор Володя Рапопорт, режиссер Герберт Раппапорт и я, — пережидаем бомбежку. Наконец немецкие бомбардировщики улетели — можно идти домой. Но тут к нам подходит незнакомый человек и, поздоровавшись, говорит:
— Вас, как многих кинематографистов, очевидно, эвакуируют в Алма-Ату или Ташкент, где, как я узнал, есть действующие киностудии. Поэтому у меня к вам огромная просьба: возьмите, пожалуйста, с собой мой сценарий. Называется он «Ванька-Танька». Возможно, это прозвучит нескромно, но, по-моему, сценарий удачный. Я только что был у вашего директора, хотел отдать сценарий ему, но он сказал, что съемок на «Ленфильме» сейчас нет и когда они будут — неизвестно. Поэтому я обращаюсь к вам. Кстати, товарищ Жеймо, главная роль как раз для вас. Так мне кажется.
И он вручает мне свой сценарий. Мы пообещали, что сделаем все, что в наших силах. Сценарист поблагодарил нас, попрощался и ушел.
Этот человек как в воду глядел: через некоторое время мы все трое встретились в Алма-Ате.
Мы прочли сценарий, он нам понравился — написан на злобу дня и с хорошим юмором. Герберт Раппапорт добился разрешения снять по нему трехчастевку для «Боевого киносборника». Перед началом съемок он сказал:
— Друзья мои, так как пленки нам выделили очень мало, снимать будем только по одному дублю.
Мы так и называли наш фильм — «картина одного дубля».
Помню два рабочих момента во время съемок этого фильма.
Павильон нам достался неудачный, все смены были ночные, а ночью работать очень трудно, поскольку талант спит.
Репетируем сцену: в хате за столом сидит Ванька — то есть я. Вдруг слышится топот сапог нескольких человек. Ванька только успевает спрятаться на высокой печке, как в хату входит группа немецких офицеров. Они рассаживаются вокруг стола и о чем-то болтают, а один из них вытаскивает папиросу и закуривает. В этом месте на репетиции актер, играющий закуривающего немца, просто говорит: «Здесь я закуриваю». Ванька в это время что-то ищет на печке, наконец находит
глиняный горшок, кидает его в лампу, свет гаснет, в темноте Ванька выпрыгивает из окна и убегает.
Когда сцену тщательно отрепетировали, режиссер дал команду:
— Приготовиться к съемке!.. Мотор!
Начинаем играть, но когда актер по-настоящему закуривает, раздается громкий крик:
— Прекратить курение!
— Стоп! Стоп! — возмущенно восклицает режиссер. — Кто сорвал съемку?!
Оказывается, дежурный пожарный к пяти утра не вы¬держал и заснул. Всю репетицию он проспал, но когда по¬чувствовал запах дыма от папиросы, проснулся и, не разобравшись, в чем дело, начал орать.
Пока бурно выяснялись отношения, я воспользовалась непредвиденной паузой и вышла из павильона на лестницу. Понимая возмущение режиссера, я не могла не сочувствовать и пожарному: действительно, спать хотелось безумно. Когда-то я в таких случаях пила крепкий кофе или съедала шоколадку, но где это сейчас возьмешь? Война. Чтобы как-то взбодриться, я решила покурить, но не успела пару раз затянуться, как пожарный, злой как тигр, выскочил из павильона и, увидев меня с папиросой, подскочил и наотмашь стукнул меня по затылку:
— И ты еще, молокосос, будешь здесь курить?!
От неожиданного удара я потеряла равновесие и кувырком полетела вниз по лестнице. Пожарный все никак не мог успокоиться и продолжал кричать:
— Думаешь, раз тебе, как настоящему артисту, доверили исполнять роль, ты теперь и папироски можешь курить?! Неет! Шалишь! Еще раз увижу, так тресну — сразу забудешь, что тебя зовут Ванька!
Но тут он внезапно замолчал. Очевидно, от удивления, потому что в ответ на его угрозы я радостно расхохоталась: если до съемок у меня были сомнения, что я смогу сыграть двенадцатилетнего мальчишку, то после оплеухи пожарного я убедилась, что зритель мне поверит.
Второй рабочий момент был не таким забавным.
В сценарии была сцена: Ванька карабкается на высокое дерево, растущее возле дома, на крыше которого протянуты провода, прыгает с дерева на крышу дома и перерезает эти провода.
Накануне съемки Герберт Раппапорт спросил меня, готова ли я к этой сцене. Я утвердительно кивнула головой, хотя в действительности это было не так: дерево стояло на ожив¬ленной улице, и репетировать там днем я не могла, а ночью у нас были съемки в павильоне. Я надеялась на старый кураж: какое-то время я работала в цирковом номере, где мне нужно было влезать на перш , и делала это довольно ловко, так что теперь рассчитывала, что и на дерево смогу забраться. Впрочем, даже если бы у меня было время, репетировать я бы все равно не стала, зная по опыту, что после большого перерыва такая репетиция закончится тем, что на следующий день я не смогу влезть не только на высокое дерево, но даже на низенькую табуретку. Поэтому я решила рискнуть. А то, что мои мышцы потом будут болеть, не так важно, поскольку сложные трюки уже останутся позади.
Наступил момент съемки. Оператор Володя Рапопорт ставил свет, а вокруг постепенно собиралась толпа зрителей. Милиция следила, чтобы они не переступали «порога» съемочной площадки. Я ждала, когда закончится подготовка и размышляла: «А вдруг я все-таки не смогу влезть на дерево? Ведь прошло много лет с тех пор, как я взбиралась на перш. Тогда я была юной девушкой, а сейчас — взрослая тетя, у меня уже двое детей...»
Ко мне подошел режиссер и сообщил, что к съемке все готово.
— Кстати, — сказал он, — на всякий случай от дерева к крыше перекинута дощечка. Если понадобится, можете воспользоваться. Да! А где же ваш нож?
Я вытащила из-за пазухи нож.
— М-м... Еще одно: как только перережете провода, тут же прячьтесь за трубу. Теперь, кажется, всё.
Он облегченно вздохнул. Через несколько минут послышалась команда:
— Приготовиться к съемке!.. Мотор!
Я подбежала к дереву, оглянулась, не следит ли за мной кто-нибудь, и довольно быстро вскарабкалась на дерево. Добравшись до макушки, увидела длинную узенькую дощечку. Когда я ступила на нее, мне показалось, что она не выдержит моего веса. Надо прыгать, хотя дерево стоит не так близко к дому, как это выглядело снизу. Как бы там ни было, прыгать надо — выхода нет. Прыгнула. Уцепилась за край крыши, влезла на нее — вижу провода. Но крыша-то покатая. С трудом, цепляясь за какие-то трещины и зазубрины, доползла до проводов, перерезала их, с таким же трудом добралась до трубы, ухватилась за нее, немного передохнула и осторожно съехала на другую сторону крыши, нащупала ногой лестницу... Уф! После проделан¬ной операции слезть на землю по лесенке было проще простого.
— Завтра выходной день, — услышала я голос администратора.
Боже, как кстати! Но... Утром, когда привезли проявленный материал, оказалось, что вся сцена была снята на бракованном куске пленки. Все надо переснимать. Когда я узнала об этом, у меня сжалось сердце: как я и предвидела, ноги и руки уже начали болеть. Чего я не предвидела, так это пересъемки. Завтра нужно будет повторить всю эту операцию, а тело будет болеть еще больше. Вот вам и «картина одного дубля»!
На следующий день моя сестра Эля дала мне таблетку болеутоляющего и помогла добраться до съемочной площадки. Там уже кипела жизнь: все суетились, устанавливали свет — каждый занимался своим делом.
Раздалась команда режиссера:
— Приготовились к съемке!.. Мотор!
Тут (о чудо!) я резво бросаюсь к дереву и повторяю все то, что делала на предыдущей съемке. Не знаю, каку меня это получилось: то ли, как уже не раз бывало, помогла школа циркового детства, то ли проснулись скрытые во мне резервы — в экстремальных ситуациях это случается. Я была так возбуждена, что, оказавшись на земле, обратилась к режиссеру и оператору:
— Может, на всякий случай снимем еще дублик?
— Нет-нет, — замотали головами оба Рапопорта, — пленку проверили, все будет в порядке.
И только тут я опять почувствовала боль во всем теле. Интересно, куда она девалась во время съемки?
Эля, пыхтя, дотащила меня до дома, уложила в постель, дала какую-то таблетку, и я моментально заснула.
Ближе к вечеру к нам зашли Рапопорт с Раппапортом и, увидев, что я лежу, очень встревожились. Мы с сестрой стали их уверять, что ничего страшного, просто я слегка приболела. Успокоившись, они дали мне пару дней на поправку — и вскоре фильм был благополучно доснят.
Кроме нас с Элей, никто так и не узнал, что съемки сцены с деревом были под угрозой срыва. «Боевой киносборник № 12» в августе 1942 года был выпущен на экраны.

Второй фильм из «Боевых киносборников», в котором я снималась, тоже вышел в 1942 году. Назывался он «Юный Фриц», сценарий написал Самуил Маршак. Главную роль там сыграл Михаил Жаров. У меня была небольшая ролька немецкой девочки Гертруды. Роль отрицательная, и мне это было очень интересно: прежде я снималась только в положительных ролях. Режиссерами были Григорий Козинцев и Леонид Трауберг.