Народная артистка Татьяна Самойлова - одна из трагедий нашего кино. Трагедий этих тьмы, и тьмы, и тьмы, и они уже породили очень много невидимых миру слез.
Первая красавица курса, девушка с экзотичной внешностью, с невероятными раскосыми глазами, полная молодого оптимизма и энергии, уверенная в своем будущем. Она была счастливым ребенком: отец - знаменитейший Евгений Самойлов, кумир театра и кино, идол всех женщин Советского Союза. Она училась танцу, на нее обратила внимание сама Майя Плисецкая. Но Самойлова предпочла драму и пошла учиться в легендарную "Щуку" - училище имени Щукина, откуда вышло много великих вахтанговцев, включая Василия Ланового - ее первую любовь и первого супруга. Красота окружала ее: красавец-отец, красавец-муж, и сама красавица, от которой вскоре будет неметь сам Пабло Пикассо.
Экзотическую девушку пригласили на первую в ее жизни кинороль - конечно, экзотическую: в фильме "Мексиканец" с красавцем Олегом Стриженовым в главной роли. Даже успех был красивым и экзотическим: зрители воспринимали фильм как картинку из недоступной заграничной жизни - в одном ряду с "Человеком-амфибией".
И сразу - уже триумф, причем громкий, всемирный: Самойлова сыграла Веронику в фильме Михаила Калатозова "Летят журавли" и стала суперзвездой. Ей стоя рукоплескал зал Каннского фестиваля, фильм получил единственную в нашей истории Золотую пальмовую ветвь, а его главная звезда - приз жюри. С формулировкой "Самой скромной и очаровательной актрисе".
Тогда ее узнала вся планета. Ее лицо мелькало на обложках мировых журналов в одном ряду с самыми популярными знаменитостями. С ней мечтал сняться Жерар Филип. Пикассо сулил ей звездную жизнь. Эта советская звезда была не только красива - она обладала той актерской искренностью, которая пленяла сразу и навсегда. Ее раскосые глаза обещали талант, границы которого были еще никому не известны. Этот триумф мог стать поворотным пунктом в ее судьбе: ее готовы были снимать крупнейшие кинокомпании, на нее сыпались лестные предложения. Но она была представительницей великого СССР, и советские официальные органы отклоняли любые западные контракты: "Самойлова очень занята!".
А она не была занята. Девушка с экзотическим разрезом глаз вряд ли могла играть типичную комсомольскую активистку в типичном советском кино; режиссеры ею восхищались, но в своих фильмах ее "не видели". Да и успех картины "Летят журавли" в глазах партийных функционеров был сомнительным: "воспевание" девушки, не дождавшейся жениха-фронтовика, приравнивалось к пропаганде проституции. И Запад, наверное, не случайно клюнул на этот порочащий Россию фильм, а что мило врагу, то враждебно родине. Вот примерно так рассуждала политизированная критика, и актрису, у ног которой лежал "весь Париж", у нас снимать не очень торопились. Ее снял, в память о недавнем триумфе, Калатозов в "Неотправленном письме". Потом каннскую звезду пригласил венгерский режиссер Михай Семеш на роль советской разведчицы в шпионском триллере "Альба Регия" (ее партнером там был кумир венгерского кино Миклош Габор). Потом итальянский классик Джузеппе Де Сантис снял ее в роли коллаборационистки Сони в фильме из времен Второй мировой "Они шли на Восток". Но все это уже не шло ни в какое сравнение с ее первым и главным успехом. Звездный путь прервался на взлете просто потому, что любая звездность казалась подозрительно "не нашей": с ней просто не знали, что делать. И вспоминали о Самойловой, как вы заметили, в основном заграничные режиссеры.
Но вот неожиданно вспомнил режиссер наш, и к тому же классик: Александр Зархи доверил экзотической красавице роль самой Анны Карениной. В этом фильме Самойлова снова встретилась с Майей Плисецкой, сыгравшей Бетси Тверскую. Советская "Анна Каренина" тоже была приглашена на Каннский фестиваль, который всегда любил возвращаться к своим прежним фаворитам и теперь нетерпеливо ждал новой встречи с Татьяной Самойловой. Но не дождался: Франция была в огне студенческих волнений, и в знак солидарности с молодежью революционно настроенные зачинатели французской "новой волны" не дали открыть фестивальный занавес, а жюри сложило полномочия. Каннская премьера фильма не состоялась, новый триумф Самойловой - тоже. В России же картину приняли, как всегда, кисло-сладкими усмешками: в глазах миллионов Анна Каренина не должна обладать столь вызывающей экзотической красотой.
Так вторая по-настоящему звездная роль Татьяны Самойловой не то чтобы не состоялась, но была как бы придушена - сначала судьбой-индейкой в Канне, потом вечной хмурой бдительностью у себя дома.
И потянулись годы бездействия. Актрисе перепадали незначительные роли в фильмах, которые забывались уже в год выхода. Семейная жизнь тоже стала нестабильной: уходили мужья, приходили новые, в итоге безработная актриса осталась в полном одиночестве. В ресторане Московского Дома кино, который тогда славился своей атмосферой дружественности и скромными ценами, часто могли видеть молчаливую женщину, которая сидела, как правило, за столиком у окна совершенно одна - в ней с трудом узнавали блестящую красавицу с каннских подмостков, а если узнавали, то опасались потревожить бестактностью. Самойлова приходила туда столоваться, ее знали официантки и подкладывали ей вкусные кусочки, делали порции чуть побольше. Возможно, она приходила не только поесть, но и чтобы ее кто-нибудь вспомнил, подошел, поговорил с ней. Потом ее перестали видеть и там.
В 2008 году, спустя почти полвека после каннского триумфа, о забытой звезде вспомнил молодой режиссер Игорь Волошин и снял в эпизоде своего фильма "Нирвана". Эпизод был прекрасен, эксцентричен, ярок, 74-летняя актриса там блеснула новой гранью своего таланта, еще неведомой: трагикомедийной. Но на Берлинском фестивале, где состоялась премьера, и Самойловой уже не было, и зрители на экране ее не узнали: в кино слава и приходит и уходит очень быстро.
Одиночество, забвение, ощущение ненужности и традиционная для наших былых суперзвезд нищета делали свое дело. Самойлова много болела, питалась скудно, и были случаи, когда она исчезала из дома, и спустя несколько дней ее находили где-нибудь в больнице, где пожилые врачи могли только ахать, признав в старой молчаливой женщине экранную красавицу, освещавшую их юность. А молодые, скорее всего, уже и не знали, кому ставят капельницу.
Это, увы, типичная для нашего кино судьба. Пока человек нужен и приносит отечественному искусству мировую славу, его терпят. А потом бросают и забывают до некролога. Актерские гонорары советской поры не позволяли накопить на обеспеченную старость, и уж тем более речи не могло быть о своем бизнесе, который обычно кормит угасшие западные светила. И только редкие телевизионные всхлипы о трагических судьбах потерянных по дороге звезд нарушают могильную тишину вокруг них, еще живых. Но и эти отдельные всхлипы - дань не милосердию как закону жизни, а спорадическим поискам сенсации.
Сейчас о Татьяне Самойловой как раз готовились вспомнить: в канун ухода ей исполнилось восемьдесят. И был уже объявлен вечер в Доме кино. Звезда Канна должна была явиться своим былым почитателям приодетой, ей говорили бы ласковые слова, ей снова должны были перепасть кусочки любви и счастья.
Теперь будет вечер прощания навсегда. И ласковые слова Татьяна Самойлова уже не услышит. Останется ее ладошка, оттиснутая на Аллее звезд во французском Канне. Уникальная ладошка - по-моему, единственная, оставленная там звездой из России.
Валерий Кичин
3 комментария
обсуждение >>