О "Мастере и Маргарите" (не фильме)

И поделом :)

Суб'ективное мнение о романе. Очень люблю эту книгу но есть в ней и "тёмные страницы". Неестественность «привязки» Воланда к Мефистофелю; нарочитое снижение образа Левия Матвея; надуманность осуждения Иешуа Га-Ноцри, газетной травли мастера и посмертной судьбы Понтия Пилата – это логичное следствие путаницы авторского замысла. Прошли годы со времени смерти Михаила Булгакова. О недостатках романа можно было бы не вспоминать, но в современном мире много желающих увидеть в неудачных страницах «глубокий философский смысл» и даже «гениальность». А поскольку роман «Мастер и Маргарита» входит в программу обязательного школьного обучения, часть этого булгаковедческого вздора оседает в неокрепших мозгах подрастающего поколения. Поэтому молчать как-то даже и неприлично, а разговор лучше всего начать с эпиграфа к роману:
«...Так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы,
что вечно хочет зла
и вечно совершает благо.
Гете. "Фауст"»
Принято считать, что эпиграф относится к личности Воланда. (К другим персонажам он ещё меньше подходит.) Но позвольте спросить, где в романе видно, что Воланд «вечно хочет зла»? Да не проявляет он подобных желаний! Мефистофель из поэмы «Фауст» действительно хочет зла. Гете убеждает читателей не декларациями, а создает живой образ потустороннего подонка, который «совершает благо» только потому, что остается в дураках. В характере Воланда этого нет. Чего он хочет на самом деле – так и остается неизвестным. Воланд говорит: «Каждое ведомство должно заниматься своими делами». Но из какого «ведомства» он сам? Согласно расхожим клише он «вершит суд», «наказывает грешников» и тому подобное. Но разве организация бала для грешных душ, где они могут отдохнуть, послушать прекрасную музыку в исполнении великих музыкантов, потанцевать и напиться – это «наказание»? Барона Майгеля убивают, но Алоизий Могарыч, - ради дополнительной жилплощади написавший лживый донос на мастера, - отделывается сильным испугом и потерей жилплощади. (Последнее он наверняка компенсирует, заняв должность Степы Лиходеева…) Пусть я буду выглядеть тугодумом и «тормозом», но честно признаюсь: «Я не знаю, из какого ведомства мессир Воланд». Он любит подшучивать над собеседниками и вряд ли серьезно старался объяснить истину Иванушке, мастеру или Маргарите. Они ведь и сами себя обманывать готовы…
Михаил Булгаков тоже любил подшутить над читателями. К числу булгаковских шуток относятся и некоторые фразы из разговора мастера с Иванушкой в главе 13 романа:
«– Лишь только вы начали его описывать, – продолжал гость, – я уже стал догадываться, с кем вы вчера имели удовольствие беседовать. И, право, я удивляюсь Берлиозу! Ну вы, конечно, человек девственный, – тут гость опять извинился, – но тот, сколько я о нем слышал, все-таки хоть что-то читал! Первые же речи этого профессора рассеяли всякие мои сомнения. Его нельзя не узнать, мой друг! Впрочем, вы... вы меня опять-таки извините, ведь, я не ошибаюсь, вы человек невежественный?
– Бесспорно, – согласился неузнаваемый Иван.
– Ну вот... ведь даже лицо, которое вы описывали... разные глаза, брови! Простите, может быть, впрочем, вы даже оперы "Фауст" не слыхали?
Иван почему-то страшнейшим образом сконфузился и с пылающим лицом что-то начал бормотать про какую-то поездку в санаторий в Ялту...
– Ну вот, ну вот... неудивительно! А Берлиоз, повторяю, меня поражает. Он человек не только начитанный, но и очень хитрый. Хотя в защиту его я должен сказать, что, конечно, Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее».
Здесь Булгаков показывает утонченное чувство юмора и замечательное знание читательской психологии. Ну какой читатель признается в своем невежестве, как у Иванушки?.. Да и описание Воланда в главе 1 все уже давно забыли:
«…Ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец».
По таким приметам Воланда, наверное, могли сразу заподозрить работники средневековой инквизиции, но культурному человеку в начале ХХ века «узнать сатану» в этом описании весьма затруднительно. Он совершенно не похож, к примеру, на знаменитую мраморную скульптуру Марка Антокольского «Мефистофель» (1883) или на фотографии Федора Шаляпина в костюме Мефистофеля. Что же касается гениальной поэмы Иоганна Вольфганга Гете «Фауст», то там вообще нет описаний внешности действующих лиц. Гете интересуют не фасоны одежды, походка и цвет глаз, а характеры персонажей, цели жизни и средства, допустимые ими для достижения цели.
У Мефистофеля цели злые, а у Воланда – непонятные. Даже когда Воланд шутит, а когда говорит серьезно - не всегда можно понять. Конечно, в сцене встречи Воланда с Левием Матвеем шуткам не место, но там и Воланд сам на себя не похож:
«Тут что-то заставило Воланда отвернуться от города и обратить свое внимание на круглую башню, которая была у него за спиною на крыше. Из стены ее вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый.
– Ба! – воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, – менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?
– Я к тебе, дух зла и повелитель теней, – ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.
– Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? – заговорил Воланд сурово.
– Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, – ответил дерзко вошедший.
– Но тебе придется примириться с этим, – возразил Воланд, и усмешка искривила его рот, – не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, – в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп.
– Я не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил Левий Матвей.
– Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которой я уже упомянул, – ты глуп, – ответил Воланд».
Умный и ироничный Воланд по воле Булгакова выглядит здесь каким-то склочником и хамом. Весь диалог достаточно нелеп при любых интонациях и ответственность за это безобразие лежит не на Воланде и Левии Матвее, а исключительно на Михаиле Булгакове.
Смешивать нравственное понятие «зло» и физическое понятие «тень» - это прием дурной софистики. А вопрос о том, «что бы делало твое добро, если бы не существовало зла» в устах Воланда неуместен. Ведь он сам недавно поведал Берлиозу с Бездомным историю, в которой были и такие слова:
«В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть».
Разве здесь нет ответа на вопрос, что делать добру, если бы не существовало зла? И разве у Воланда плохая память или он за свои слова не отвечает?
Но Булгаков выдумал этот диалог для дополнительной характеристики Воланда и Левия Матвея, либо для каких-то иных целей… Какими бы ни были эти цели, но появление бывшего мытаря Матвея в современной Москве в той же нестиранной одежде, которую он носил в древнем Ералаиме, не назовешь «художественно оправданным»…
Булгакову явно неприятен Левий Матвей и получился этот персонаж настолько неубедительным, что читатели редко вспоминают о нем. Но ведь у Матвея есть и положительные черты:
«И вот, когда процессия прошла около полуверсты по дороге, Матвея, которого толкали в толпе у самой цепи, осенила простая и гениальная мысль, и тотчас же, по своей горячности, он осыпал себя проклятиями за то, что она не пришла ему раньше. Солдаты шли не тесною цепью. Между ними были промежутки. При большой ловкости и очень точном расчете можно было, согнувшись, проскочить между двумя легионерами, дорваться до повозки и вскочить на нее. Тогда Иешуа спасен от мучений.
Одного мгновения достаточно, чтобы ударить Иешуа ножом в спину, крикнув ему: «Иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с тобой! Я, Матвей, твой верный и единственный ученик!»
А если бы бог благословил еще одним свободным мгновением, можно было бы успеть заколоться и самому, избежав смерти на столбе. Впрочем, последнее мало интересовало Левия, бывшего сборщика податей. Ему было безразлично, как погибать. Он хотел одного, чтобы Иешуа, не сделавший никому в жизни ни малейшего зла, избежал бы истязаний».
Конечно, Матвей тщеславен, но нет в нем и тени трусости, как у Пилата, или корысти, как у Иуды. Левий Матвей самоотвержен и достоин уважения. Но Булгаков старательно помазывает дёгтем бывшего сборщика податей.
Благодушный Иешуа Га-Ноцри, считающий добрыми всех людей, - и Марка Крысобоя, и Пилата, и Иуду, - для Левия Матвея, кажется, готов сделать исключение:
«Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал».
(Вероятно Матвей сильно «достал» Иешуа…)
А в конце романа мастера «ученик Иешуа» заявляет Понтию Пилату: «Я зарежу Иуду из Кириафа, я этому посвящу остаток жизни».
Довольно странное желание, особенно если учесть, что ранее не говорилось о том, что Левий Матвей знал о роли Иуды в аресте Иешуа. Если вспомнить, как Матвей относился к пергаменту со своими записями, логично предположить, что он захочет посвятить остаток жизни распространению рассказов о своем погибшем учителе и в результате появится «Евангелие от Матфея», из которого Булгаков кое-что явно заимствовал. Ведь понятно же, что «Матвей» и «Матфей» - это просто разные транскрипции одного имени. А как оно звучало на арамейском языке около двух тысячелетий назад - ни один лингвист толком не знает…
Нет ничего плохого в том, что современные писатели берут у древних какие-то сюжеты. Но в данном случае Михаил Булгаков так соединил взятое из «Евангелия от Матфея» со своими идеями, что в результате сочинение классика двадцатого века оказалось… менее убедительным, менее психологически достоверным, чем текст автора первого века!
Не верите?
Давайте сравним булгаковский рассказ об идеях Иешуа Га-Ноцри и суде над ним с тем, что сказано об Иисусе Христе в «Евангелии от Матфея».
Иешуа Га-Ноцри проповедует о том, что «злых людей нет на свете». Если учесть, что в «ершалаимских главах» нет ни одного доброго человека, кроме самого Иешуа, его слова, по меньшей мере, наивны.
Иисус Христос публично говорит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие! Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония».
Эти слова Иисуса Христа о тогдашних «властителях умов» архаичны только «по форме», а по содержанию актуальны и сегодня.
Иешуа Га-Ноцри и Иисус Христос на допросе ведут себя по-разному. Иешуа, следуя своему учению о добрых людях, очень разговорчив с Пилатом. Иисус в основном молчит. Ведь он раньше говорил: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».
А ведь Пилат в итоге оказался для Иешуа «псом и свиньей», а не «добрым человеком»…
Иешуа Га-Ноцри, рассказывая Пилату о своих слушателях, высказывает «гениальное предположение» о будущих последователях:
«Эти добрые люди (…) ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной».
Иисус Христос, согласно «Евангелию от Матфея», уверен:
«Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие».
Здесь комментарии излишни…
Зато нельзя оставить без комментариев упоминание у Булгакова ««Закона об оскорблении величества...». Михаил Булгаков, сделав безымянного автора «Романа о Понтии Пилате» профессиональным историком, мог бы обстоятельнее поинтересоваться, что же это за закон. Даже в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона», - которым часто пользовался Булгаков, - в статье «Тиберий» сказано: «Орудием борьбы с действительными и мнимыми врагами Тиберий избрал возобновленный при Августе закон Аппулея об оскорблении величества (lex Appulei a de m a iestate). К кровавым политическим процессам стали прибегать во всех случаях, когда нужно было погубить знатного, умного, честолюбивого, независимого или просто богатого человека». Не трудно догадаться, что бездомный бродяга из дальней провинции совсем не очень похож на жертву такого закона. К тому же в «Словаре Брокгауза» этот закон назван не совсем верно. При желании, Булгаков мог узнать более правильный перевод названия закона с латыни на русский: «об оскорблении величия римского народа». «Оскорбляли величие» только римские граждане, никак не подсудные Малому Синедриону... (В «Евангелии от Матфея», как и в других канонических евангелиях, Понтий Пилат вообще не считает Иисуса Христа преступником…)
Но «юридическая сторона дела» ни евангелистам, ни Михаилу Булгакову, ни большинству читателей, - в том числе и мне, - особо не интересна. Какое нам дело до того, какими законами руководствовался Малый Синедрион? Важнее понять другое: почему большинство членов Синедриона во главе с первосвященником добивалось этой казни?
В «Евангелии от Матфея» все понятно. Иисус Христос публично обличал пороки весьма влиятельных особ. Гонения и казни за подобные «преступления» совершались в разные времена у разных народов и не нужно дополнительных пояснений.
А вот чем Иешуа Га-Ноцри, бродяга неясного происхождения, веривший в то, что все люди добрые, так разозлил умного Иосифа Каифу? Почему Понтий Пилат не мог с ним договориться об освобождении Иешуа, хотя бы с условием, что последний будет выслан за пределы Ершалаима и потом никогда в тех местах не появится?
Нет у Булгакова ответа.
Иосиф Каифа патетически говорит Понтию Пилату:
«Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим, и ты, всадник, это прекрасно понимаешь. Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи! Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ!»
Подобные тирады вполне мог бы произнести первосвященник в «Евангелии от Матфея», но ведь Иешуа Га-Ноцри совсем не похож на Иисуса Христа…
В романе «Мастер и Маргарита» событиям в древнем Ершалаиме отведено не так уж и много места. Можно предположить, что здесь не весь «роман мастера» и самое лучшее из него до читателей так и не дошло. Но логичнее думать, что самое главное все-таки сказано. Тогда не понятно: за что газетные критики так яростно набросились на мастера после публикации какого-то отрывка из романа?
Иванушка и читатели узнают от больного мастера, что сначала «появилась статья критика Аримана, которая называлась "Враг под крылом редактора", в которой говорилось, что Иванов гость, пользуясь беспечностью и невежеством редактора, сделал попытку протащить в печать апологию Иисуса Христа. (…) Через день в другой газете за подписью Мстислава Лавровича обнаружилась другая статья, где автор ее предполагал ударить, и крепко ударить, по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить (опять это проклятое слово!) ее в печать. (…) Произведения Аримана и Лавровича могли считаться шуткою по сравнению с написанным Латунским. Достаточно вам сказать, что называлась статья Латунского "Воинствующий старообрядец"».
Конечно, все эти критики - сволочи, но зачем им было так дружно врать? Нет ведь в «пилатовских главах» никакой «апологии», да и вообще Иисуса Христа нет…
Осмелюсь сказать большее: у «Романа о Понтии Пилате» есть определенное сходство с «Библией для верующих и неверующих» Емельяна Ярославского, бессменного руководителя Союза воинствующих безбожников СССР… Главным объектом критики Ярославского был искренне ненавидимый им Ветхий Завет, всех персонажей которого он изображал карикатурно. Но и мастер пишет об Ершалаиме – священном городе Ветхого Завета – с позиций, враждебных иудейству:
«– Прокуратор не любит Ершалаима? – добродушно спросил гость.
– Помилосердствуйте, – улыбаясь, воскликнул прокуратор, – нет более безнадежного места на земле. Я не говорю уже о природе! Я бываю болен всякий раз, как мне приходится сюда приезжать. Но это бы еще полгоря. Но эти праздники – маги, чародеи, волшебники, эти стаи богомольцев... Фанатики, фанатики! Чего стоил один этот мессия, которого они вдруг стали ожидать в этом году! Каждую минуту только и ждешь, что придется быть свидетелем неприятнейшего кровопролития. Все время тасовать войска, читать доносы и ябеды, из которых к тому же половина написана на тебя самого! Согласитесь, что это скучно. О, если бы не императорская служба!..
– Да, праздники здесь трудные, – согласился гость».
Я не путаю автора и его персонажа. Но все древние иудеи в романе мастера показаны почти «по Ярославскому». Добрый Иешуа Га-Ноцри волею автора лишен иудейского происхождения. А Иосиф Каифа, Иуда, Низа, Дисмас и Гестас, да и Левий Матвей симпатии у читателей не вызывают…
Вот Понтий Пилат – это совсем другое дело! Роман-то мастер именно о нем создал!
И здесь можно восхититься умению Булгакова влиять на читательское восприятие! Вспомним, как погубленный критиками мастер рассказывает Иванушке о своем разговоре с Берлиозом:
«Не говоря ничего по существу романа, он спрашивал меня о том, кто я таков и откуда я взялся, давно ли пишу и почему обо мне ничего не было слышно раньше, и даже задал, с моей точки зрения, совсем идиотский вопрос: кто это меня надоумил сочинить роман на такую странную тему?»
После таких слов уже мало кто станет серьезно задумываться о том, зачем сам Булгаков пишет о Понтии Пилате. Чтобы осудить такой порок, как трусость? Но тогда бесстрашного Левия Матвея следовало показать иначе…
Честно признаюсь, что лично я не знаю, зачем Михаил Булгаков придумал «Роман о Понтии Пилате». Но результат, независимо от цели, получился довольно гадким:
«– Ваш роман прочитали, – заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру, – и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость – самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
– Что он говорит? – спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее лицо подернулось дымкой сострадания.
– Он говорит, – раздался голос Воланда, – одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же – лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем.
– Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много? – спросила Маргарита…»
Начнем с безделицы, ведь и о безделице надлежит помнить. Лунный месяц короче солнечного, поэтому «двенадцать тысяч лун» быть никак не может. Сидит он там, примерно… двадцать три тысячи пятьсот лун. (19 солнечных годов соответствуют 235 лунным месяцам. Этот 19-летний астрономический цикл, получивший название «круг Луны», известен очень давно. А Понтий Пилат «отсидел» примерно 19 земных веков или 100 «кругов Луны».)
Но главное не в этом.
Вольно или невольно, но у Булгакова получилось так, что «четырнадцатого числа весеннего месяца нисана» Понтия Пилата неожиданно потревожила совесть, а больше ничего особенного в его жизни не произошло. Он всегда смотрел на чужие судьбы с высоты своего социального положения и давил людей. Осуждение Иешуа Га-Ноцри – это естественный и закономерный поступок Пилата, а не следствие временной трусости...
«- Добрый человек! Поверь мне...
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
- Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, – и так же монотонно прибавил: – Кентуриона Крысобоя ко мне».
Для булгаковского Понтия Пилата зло – обыденное явление. Пилат уверен, что имеет право ненавидеть Ершалаим, и за двадцать три тысячи пятьсот лун он в этом так и не усомнился… Не стану идеализировать аборигенов Ершалаима, но разве звали они к себе римлян? Разве скучно им было без Понтия Пилата? Но об этом Пилат не думает.. Он даже не понял, что уже девятнадцать веков нет у него никакой «должности»: ни плохой, ни хорошей… Не размышляет он и о своей жизни до «плохой должности». А ведь и было о чем подумать.
В «романе мастера» Понтий Пилат трижды вспоминает о битве с германцами:
«– А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, – он – добрый?
– Да, – ответил арестант, – он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил.
– Охотно могу сообщить это, – отозвался Пилат, – ибо я был свидетелем этого. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, – тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в Долине Дев».
«…много лет тому назад в Долине Дев кричал Пилат своим всадникам слова: "Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!"»
«Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в Долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-Великана».
Благодаря Булгакову читатель легко может представить себе, как молодой и отважный Понтий Пилат защищает римские земли от нападения звероподобных германцев. Читателю и невдомек, что битва при Идиставизо была частью карательной экспедиции против германцев, боровшихся с Римом за право жить по своей воле на своей земле… Об этом сказано в знаменитых Тацитовых «Анналах», которые Булгаков не читал… По крайней мере хочется надеяться, что Булгаков этой книги не читал: в противном случае его упоминания о германцах выглядит совсем уж подлыми…
Тацит пишет о том, как за два года до битвы при Идиставизо римляне провели первую карательную акцию против германцев:
«Чтобы разорить возможно большую площадь, Цезарь [Юлий Цезарь Германик] разделил рвавшиеся вперед легионы на четыре отряда и построил их клиньями; огнем и мечом опустошил он местность на пятьдесят миль в окружности. Не было снисхождения ни к полу, ни к возрасту; наряду со всем остальным сравнивается с землею и то, что почиталось этими племенами священным, и прославленное у них святилище богини Танфаны, как они его называли. Среди воинов, истреблявших полусонных, безоружных, беспорядочно разбегавшихся в разные стороны, ни один не был ранен».
В битве при Идиставизо с Марком Крысобоем могли биться германцы, чьи близкие погибли в той резне, так что их ярость можно понять… Германцы тогда потерпели поражение, но они заслуживают лучших слов, чем те, которыми помянул их Михаил Булгаков. И римлянин Тацит очень достойно отозвался о вожде германцев Арминии:
«Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества, и хотя терпел иногда поражения, но не был побежден в войне».
Ещё раз повторю: я надеюсь, что Михаил Булгаков не читал Тацитовы «Анналы». Но я-то их читал, да и Булгаков должен был прочитать! Он слишком высоко поднял планку требовательности, чтобы позволить себе халтурить: не удосужившись изучить труд Тацита создавать от имени историка «роман» о временах императора Тиберия…

А Вы говорили о том, что "доказательств вранья Воланда в книге нет". И речь шла не только о Канте и балконе, но и о Герберте Аврилакском...
Да, я стараюсь жить достойно, что не всегда получается. Но в конкретном случае ничего недостойного я не совершал. Никакого самолюбования с моей стороны не было, а заведомую ерунду сказали Вы, не потому, что Вы глупая, а по какой-то иной причине...
Давайте говорить о романе, а не обо мне и о Вас... Если есть, что сказать.

В конкретном - солгал. А я говорила о том, что он никогда не лгал? Речь шла только о завтраке у Канта и о балконе Пилата ) Думаю, это не просто невнимательность ) Самолюбование, Андрей, есть грех. Тем более, самолюбование на пустом месте ) Вы ведь стараетесь жить достойно. Разве достойно перевирать чужие слова - лишь для того, чтобы покрасоваться, опровергая заведомую ерунду, вами же придуманную, и попытавшись выставить собеседника глупцом? )

Кто нибудь что нибудь понял?..
Но раз уж зашла речь о чаше из черепа князя-витязя Святослава Игоревича, - сына святой равноапостольной княгини Ольги и отца святого равноапостольного князя Владимира, - об этом можно сказать вполне нормально.
Основным источником наших знаний по конкретному вопросу является "Повесть временных лет", где сказано:
"В год 6479 (971). (...) Заключив мир с греками, Святослав в ладьях отправился к порогам. И сказал ему воевода отца его Свенельд: „Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги". И не послушал его, и пошел в ладьях. А переяславцы послали к печенегам сказать: „Вот идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных без числа". Услышав об этом, печенеги заступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остановился зимовать в Белобережье, и не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову, и тут перезимовал Святослав.
В год 6480 (972). Когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него. Свенельд же пришел в Киев к Ярополку. А всех лет княжения Святослава было 28".
(Перевод Д.С. Лихачёва.)
В тексте сказано, что князь Святослав погиб где-то в районе порогов Днепра. Это на территории от Днепропетровска до Запорожья. До устья Днепра от порогов далековато...
Какое отношение череп князя Святослава имеет к черепу Берлиоза? Имхо, никакого...

Да что Вы говорите? А я и не знал...
– Я – специалист по черной магии.
«На тебе!» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.
– И... и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись спросил он.
– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист.
Я почему-то уверен, что Воланд прибыл без приглашения и в конкретном случае явно солгал...

Не знаю что ответить. Вопрос буфетчику звучит и ценично и игриво.

Ув. Иванову - о, благодарю Вас, но, право - недостоин. Попробуем на отвлекаться на злобные выпады вконец потерявших чувство реальности коллег (они у меня, правда, сидят в игнорах, но при цитировании вынужден читать этот зубовный скрип :)) )

"ОНИ их хоть до корней сотри - мне на ИХ скрипение только - тьфу, и растереть!" ©

У Поздняевой (кстати, ув. Иванов ММ, рекомендую - Вам точно понравится, хотя она немного и утяжелила финальную часть) прописано следующее.
Воланд подрядился дать в Москве СЕМЬ представлений. 10000 рублей в счёт будущих 35000 он уже получил (давайте на минуту отвлечёмся от чертовщины, и рассмотрим факртическую сторону дела). И дал на Патриарших ДВА представления.
Итак - 7 представлений. Они здесь
https://www.e-reading.club/chapter.php/82995/20/Pozdnyaeva_-_Voland_i_Margarita.html
Теперь о смерти ("убийствах, и прочем)
Потом Воланду необходимо прописаться - что и происходит. Дурак-Босой ("контракт, переводчик-гад подбросил!", чекисты, "Покайся, Иваныч!", "окропить помещение!"). Для бала понадобятся (помимо квартиры) - чаша, кровь для её наполнения, королева.
Голову из гроба ворует Бегемот ("воевали, говорит - так давай её сюда!"), Майгеля по телефону извещает о времени и месте бала Гелла, Марго приглашает-соблазняет прибыть на бал Азазелло (в ход идёт золотая коробочка с крЭмом - "Ну что же, я прекрасно понимаю, что меня подкупают!" - воскликнула Маргарита), Азазелло же добавляет - "узнаете про своего любовника, но без драм, без драм!".
Как видите - всё предельно просто.
Голова отрезана и превращена в чашу (Воланд подсмотрел, наверное, как это делал хан Куря, или прочитал где - очень похоже), кровь для чаши доставил простреленный Азазеллой Майгель (Коровьев поддержал его прямо над чашой), королева Марго содержимое этой чаши ВЫПИЛА.
Всё прошло по заранее расписанным ролям, ритуал соблюдён полностью. Ну, слегка поморочила всех глупейшая история с Фридой - наверное, сие укладывалось в погрешность проведения подобных мероприятий. Всё ж Советская Россия... Права трудящихся. Профсоюз. :)))
Но "окончен бал, погасли свечки".
Воланд сотоварищи покидают Москву.
"Мессир, мне больше нравится Рим" - вестимо. Там-то Рим БЫЛ настоящий. А не третий, или ещё какой...

Очень интересный, но когда пишут по теме.

Извиняюсь, если нечаянно задел, но считаю форум интересным

Вы обвинили Изиду - филолога по образованию, что она необучаема. А между тем она - педагог и учит детей.
А необучаема она потому, что тоже не в силах переносить здешний бред.

Кого я оскорбил?

Считайте в форум нечистая вмешалась, а Теймуру лично я доверяю - он наисильнейший.

Почему я должна постоянно читать этот бред, не имеющий отношение к теме.
Я так полагаю, основным обсуждантам здесь нечего говорить, раз уже про Днепр стали обсуждать.
Андрей Ляпчев
К Вам не относится. Вы всегда пишете по делу.
Тему открыли в свое время не для развлечения, а для уяснения аспектов романа "Мастер и Маргарита". А форум превратили в КВН.

А чтобы оскорблять собеседника - какие знания нужны?